- я пропустила ещё одну часть текста, посчитав её ненужной для перевода на русский - это предисловие под названием "Заметка о произношении", и в нём авторы рассказывают, как разуделали восточно-европейские и немецкие имена для удобства англоязычных читателей. Я честно прочитала это счастье и даже похихикала над Джоном Хуньяди, Джорджем Подербрадом, Чарльзом Четвёртым Люксембургским и Фредериком Габсбургом, хотя мне их и жаль, поскольку сразу вспомнилась неприятная практика перевода имён при советской власти.
- до европейской истории тут ещё далековато, а до самого князя ещё дальше.
- здесь будет много цитат из романа "Дракула", которые я перевела сама в силу своей лени и изрядной художественности русских переводов, очень значительно изменивших не особо интересно написанную в оригинале книгу (не шучу, читала - реально как текст из учебника по английскому).
Вычитка всё так же приветствуется.
Его жизнь и его времена
От легенд к реальности.
Впервые прочитав книгу Брэма Стокера «Дракула», мы не были уверены в том, что этот знаменитый вампирский роман стоит отнести к классике готической литературы ужасов, наполненной скрипом цепей и воем привидений, традиции которой установились в конце девятнадцатого века благодаря Энн Рэдклифф, Хорасу Уолполу и даже Джону Полидори с его полностью выдуманным вампиром, лордом Рутвеном, прототипом которому послужил лорд Байрон. Ещё меньше мы поверили теории, представленной Гарри Лудлэмом, лучшим биографом Стокера, в его книге «Биография Дракулы» (1962): она заключалась в том, что идея романа пришла к писателю после слишком сытного ужина, в кошмарном сне в виде «упыря, вылезшего из могилы, дабы творить свои жуткие дела». Ночные кошмары всегда были любимым объяснением появления сюжетов книг, например, у Мэри Шелли, Роберта Луиса Стивенсона, да и у многих других писателей, когда они хотели скрыть свои заимствования из прочитанных ими романов, и вдохновение снами должно было показывать, сколь гениальным и оригинальным был автор. По разным причинам, которые мы опишем в этой книге, большинство наших румынских коллег придерживаются следующей версии возникновения романа: «Дракула» стал порождением буйной фантазии Стокера, и единственной деталью, связывающей его с исторической личностью, является имя. И сейчас мы данную теорию рассмотрим.
ПРОСТЫНЯ ТЕКСТАДаже беглый взгляд обнаруживает в книге значительные отличия от других готических романов: в «Дракуле» упоминаются специфические географические точки Восточной Европы и Англии, такие, как Уитби и районы окрестностей Лондона; и при этом большинство читателей поверили, что Трансильвания, где располагался замок графа, это аналог Руритании или Нетландии.
Начало истории рассказывает нам в своих дневниках и заметках помощник лондонского стряпчего Джонатан Харкер, путешествующий с запада на таинственный восток, которым стала северо-восточная Трансильвания. Его цель – заключить контракт со знаменитым графом Дракулой. После серии драматических столкновений английского клерка и Дракулы в графском замке на перевале Борго сделка, наконец, заключается, и вампир становится владельцем аббатства Карфакс, недалеко от Лондона, и начинает свою знаменитую кампанию по покорению Англии. Он покидает Харкера, который вскоре бежит из замка и оказывается на больничной койке будапештского госпиталя, где и женится на своей суженой, Мине (Вильгельмине) Мюррей. А в это время Дракула движется в Уитби, в северную Англию, на корабле, что вышел из болгарской Варны гружёным семью ящиками с родной трансильванской землёй. Судно прибывает пустым, ибо вампир употребил всю команду, и граф находит на суше свою первую английскую жертву, Люси Вестенру, лучшую подругу Мины Мюррей. Сделав своей резиденцией аббатство Карфакс, оставшиеся ящики с трансильванской землёй Дракула спрятал в других домах вдоль Темзы.
Устроившись на месте, граф принимается за дело ужасающего воскрешения. Стокер описывал атаку Дракулы на Лондон как чуму, вызывавшую мгновенную смерть, и только избранные жертвы погружались в нирвану вампирского бессмертия. Единственным, кто добровольно почитал графа, оказался Рэнфилд, безумец из сумасшедшего дома, обнаруживший с вампиром сверхъестественную связь и евший мух и пауков: он с восторгом ждал скорого прибытия Дракулы и склонился под его властью. Такое поведение привлекло внимание доктора Джона Сьюарда, главного врача той больницы.
Охотники за Дракулой, в конце концов, организовались перед лицом общей угрозы: это были Харкер, доктор Сьюард , жених Люси, техасец по имени Квинси Моррис и другие персонажи [два старых шовиниста затёрли Мину XD]. Все они собрались благодаря профессору Абрахаму Ван Хельсингу из Амстердама, выдающемуся учёному и специалисту по редким болезням. В книге он как раз и есть истинный герой, с которым себя отождествлял Стокер, ведь именно Ван Хельсинг оказался способен убедить пострадавших, что традиционная медицина бессильна в борьбе с вампиризмом, и единственным способом спасения будет обращение к древним обычаям, включая лечение травами, преимущественно чесноком, и защитные религиозные обряды. Прежде всего же им следовало найти семь ящиков с родной землёй графа, без которых, согласно преданиям, вампир не сможет спать в течение дня (здесь Стокер допустил ошибку, поскольку ранее по сюжету графа встретили днём, когда он прогуливался по Пикадилли). После всего этого ходячий труп необходимо упокоить так часто воспроизведённым на экране традиционным способом: пробить его сердце колом до самой земли. После нескольких столкновений с охотниками чувствующий опасность Дракула решает вернуться в свой родной замок в Трансильванию, где его и убивает на рассвете техасец Квинси Моррис, пронзив сердце вампира ножом Боуи и тихо испустив дух после этого.
Как уже упоминалось, особенно детальный географический фон, наполняющий роман, существенно отличает оный от прочих представителей готической литературы и придаёт ему своеобразный шарм. Оспаривая традиционные объяснения происхождения романа, мы, в частности, поразились богатству географических, топографических, фольклорных, исторических и даже кулинарных деталей, наполняющих роман, но при этом не интересовавших тех, кто оный анализировал. Детальность свидетельствует об очень глубоком погружении в предмет и умозаключениях об оном, и именно она убедила нас бросить вызов преобладающей точке зрения литературных критиков и историков.
Для начала мы поверили, что Стокер провёл значительные исследования Восточной Европы и Румынии, готовясь написать свою книгу о той части света, в которой никогда в жизни не был.
В нашем расследовании, несмотря на сотню лет разницы, мы использовали роман Брэма Стокера как руководство к путешествию и, последовав по стопам лондонского клерка Джонатана Харкера в его грандиозной поездке, в первую очередь остановились в Мюнхене. Подобно ему, мы расположились в отеле «Четыре Сезона», упомянутом Стокером в главе, которая должна была стать прологом к роману, но в итоге превратилась в отдельную историю под названием «Гость Дракулы» (в некоторых изданиях романа она присутствует). Последовав примеру Харкера, мы сели на экспресс «Мюнхен-Вена» и потратили на дорогу несколько часов, в отличие от описанной «ночи пути» в дневнике лондонского клерка. Из Вены мы отправились в Будапешт, который Стокер называл на старинный лад Буда-Пештом – так принято было писать названия двух городов по обе стороны Дуная, и столицей при этом была Буда. По словам Харкера, город был вратами в Восточную Европу, разделявшими два мира, хотя вряд ли бы сегодняшний путешественник вспомнил о «традициях турецкого владычества», упомянутых персонажем книги. Дорога из Будапешта в Клаузенбург (Стокер предпочёл англицизировать немецкое название города Клуж, который в те времена принадлежал империи Габсбургов), в Трансильванию, заняла шесть часов. Мы опять поддались выбору Харкера и остановились в «Отеле “Ройяль”», который сейчас называется «Континенталь». Немецкий, на котором лондонский клерк общался с местными, уже не в ходу в Клуже [авторы упорно имеют так Клуж-Напоку], поскольку после Второй Мировой Войны немцы покинули Трансильванию, но в отеле всё ещё можно заказать «цыплёнка на вертеле», приправленного острой паприкой, хотя это блюдо скорее относится к венгерской национальной кухне, чем к румынской.
Клуж – крупнейший город в самом сердце Трансильвании. Мы приведём, в общем, верные заметки Стокера о национальном составе жителей этих земель: «Здесь живут четыре народа: на юге саксонцы <…> валахи – потомки даков; мадьяры на западе и секеи на востоке и севере <…> которые утверждают, что они потомки гуннов и Аттилы». Харкер оказался знаком с тем фактом, что мадьяры захватили эти земли в XI веке и их первым князем [в оригинале написано king] был Арпад (к основанной им династии относился величайший правитель Иштван Святой, принявший католичество и коронованный Папой Римским в 1000-м году). Неизвестно, откуда Харкер оказался знаком со столь щекотливым национальным вопросом, но он написал, что, когда венгры вторглись в эти земли, там уже жили «так называемые потомки гуннов», а это является весьма спорной точкой зрения. Он, однако, оказался более аккуратен, написав, что «секеям» (секлерам) при венгерском владычестве была поручена «охрана границ страны <…> бесконечный долг пограничной службы».
Наутро, подобно храброму англичанину Стокера, мы обнаружили, что в отеле уже готов цыплёнок под паприкой, хотя подавать такую пищу к завтраку не совсем нормально. Мамалыга, которую Харкер назвал «разновидностью каши на кукурузной муке», всё ещё относится к национальной кухне румынских крестьян (как полента у итальянцев). Яйцевидная «имплетата» (по-румынски umplutură

Из Клужа Харкер двинулся на восток, в Бистрицу – этот переезд занял у него целый день, в течение которого у англичанина была возможность разглядеть пейзажи и окрестности дороги в окно кареты и описать свои впечатления от них. Его заметка, созданная Брэмом Стокером на основе нескольких руководств для путешественников того периода, очень далека от зловещих, пустынных и первобытных пейзажей, нарисованных сценаристами фильмов и впоследствии проникнувших в вампирские сказки современных авторов. Совсем противоположную, а, главное, правдивую картину описывает Харкер: «страна <…> полна всевозможных красот. Иногда на глаза попадаются маленькие городки или замки на вершинах крутых холмов <…> иногда мы пересекали тихие реки и бурные потоки». Им описаны густые леса из «дубов, буков и сосен» (и он, и мы как раз направлялись в Буковину, чьё название говорит само за себя). И на нашем пути тоже встречались стога сена, установленные вдоль холмов «на двух-трёх кольях».
Наблюдая за крестьянами, мы согласились с Харкером в том, что «женщины выглядят привлекательно», хотя и «широковаты в талии», но это характерно для женщин среднего возраста, всю жизнь много работавших и плотно питавшихся. Англичанин любовался национальными костюмами и тщательно их описывал: «У всех их рубах длинные белые рукава, большинство носят широкие пояса с множеством развевающихся лент, напоминающих балетную пачку…». Присутствие чехов и особенно словаков, с которыми Харкер сталкивался по пути, вполне правдоподобно, поскольку в те времена трансильванские земли принадлежали Австро-Венгрии, а Словакия была ближайшим соседом, который находился под властью мадьяр. Помощник стряпчего пишет, что люди здесь суеверны и религиозны одновременно, особенно старики; отмечает «на обочинах <…> множество крестов».
Суеверия всех мастей до сих пор в изобилии сохраняются жителями северной, самой отдалённой части страны, где крестьяне всё ещё верят в противостояние сил добра и зла, от которого они должны защищаться. Они боятся «носферату» (по-румынски «necuratul» буквально означает «нечистый»). Харкер упоминает Ордога, венгерский аналог Сатаны, «покол» (ад), «стригоайку» (на румынском «strigoiacă», женщина-вампир), словацкого «вролока» и сербского «вълколака» [здесь небольшая ошибка: по-сербски это существо называется «вукодлак», а у авторов написан болгарский вариант] как «нечто среднее между оборотнем и вампиром». Харкер предпочёл ограничиться описанием стригоайки и не вдаваться далее в румынский фольклор, возможно, потому что женщина-вампир показалась ему, как мужчине, более привлекательной (слово «вампир», надо отметить, больше славянское, чем румынское). Ван Хельсинг, упомянувший «носферату» в главе XVIII, в курсе, что крестьяне прибегают к помощи церкви (применяют святую воду, кресты и так далее) и при этом не гнушаются в своей борьбе с вампирами использовать чеснок, аконит и лепестки диких роз. Кол, сделанный из железа или дерева, применяется лишь как последнее средство.
Финальным остановочным пунктом нашего путешествия стал город под названием «Бистриц» (ныне Бистрица). Мы пришли к выводу, что Харкер верно описал эту местность «на самом востоке страны, на границе между Трансильванией, Молдавией и Буковиной, в самом сердце Карпатских гор» (в те годы Трансильвания и Буковина относились к Австро-Венгрии, а Молдавия была частью Румынского королевства; ныне все земли, где происходило действие «Дракулы», принадлежат Румынии, и только часть Буковины отошла Советскому Союзу в конце Второй Мировой Войны, то есть, мы оказались не так уж далеко от советско-румынской границы).
Харкер был наслышан о недавних трагических событиях в Бистрице, наложивших на город неизгладимый отпечаток: «Пятьдесят лет назад город потрясла целая серия пожаров, принесших ужасное опустошение, а в самом начале XVII века они три недели были в осаде и потеряли тринадцать тысяч человек, а раненых добили голод и болезни». Все последствия бедствий XIX века, и так известных только местным историкам, уже исчезли. Суеверные местные «крестились» и отговаривали всех, кто собирался двигаться дальше на восток, в далёком прошлом, если вообще подобным когда-нибудь занимались. Однако стоит заметить, что покинутая крепость, освещённая пламенем костров, в ночи действительно выглядит жутко и отпугивает местных жителей.
Если вы пересечёте перевал Борго, на румынском зовущийся Прунду Быргэулуй (Стокер пишет «Борго Прунд»), вы убедитесь, что со времён Джонатана Харкера ничего не изменилось. Он не нашёл эти земли особо мрачными: «Мы спустились в зелёную долину, полную чащоб, перемежаемую крутыми холмами, на вершинах которых ютились перелески и дома, обращённые крыльцом к дороге. Всюду росло невероятно много фруктовых деревьев – яблонь, слив, персиков, вишен; пока мы ехали, я заметил, как в зелёной траве под ними блестели опавшие лепестки». На перевале Борго Харкер наконец достиг замка Дракулы. Он описал его как «громадный полуразрушенный замок, в узких высоких окнах которого не мерцало ни огонька, а его зазубренные стены выглядели как зубы, вгрызавшиеся в ночное небо». Приключения собранных Ван Хельсингом охотников в конце романа описаны в тех же географических и топологических деталях, что встречаются в первых главах. Тщательность, с которой описан фон происходящих перипетий сюжета, подобна аккуратности, с которой Харкер описывал свою первую поездку в Трансильванию, и действительно впечатляюща для тех времён и намекает на использование автором очень детальной карты местности, сейчас, увы, недоступной.
Обнаружив все эти географические мелочи, подробные описания местности и истории народов, её населявших, мы восхитились также добросовестностью, с которой Стокер исследовал возможный исторический прототип своего графа-вампира. От лица своих персонажей, особенно от лица профессора, он намекает, что обращался к подлинным историческим источникам с помощью одного человека – Ван Хельсинг называет его «другом Арминиусом из Буда-Пешта», ссылаясь, таким образом, на Арминия Вамбери, известного учёного и путешественника, часто посещавшего Лондон.
Ван Хельсинг, будучи альтер-эго самого Стокера, в поисках информации поспешно обращается в Британский Музей, обладавший в то время крупнейшей библиотекой в мире. Стокер и сам прибегал к помощи данного музея, и к другим источникам, и это расследование позволило ему собрать общий – хотя, надо признать, довольно поверхностный – образ исторического персонажа, некоторые черты которого унаследованы от Дракулы. Живой прототип заинтриговал Стокера настолько, что он засел за все доступные в то время книги, посвящённые князю и в основном освещавшие самые запомнившиеся его деяния и некоторые яркие аспекты личности.
Переработав полученную информацию, писатель выдал нам образ Дракулы-вампира, не слишком далёкий от Дракулы-человека, чьё описание мы приведём позже. Стокер видел своего героя как «высокого старика с чисто выбритым подбородком, но длинными белыми усами». У него было восковое лицо, длинный орлиный нос и приоткрытые алые губы, и он был «облачён в чёрное с ног до головы», что несильно отличалось от правды, поскольку реальный Дракула носил плащ ордена Дракона. Стокер сознательно наделил вампира аристократическими корнями, и сам герой повествует о них так: «Здесь я господин, боярин, большинство людей знают меня, и им я хозяин». Слово «боярин», заимствованное из славянских языков, в Румынии означало знатного землевладельца. У Харкера с Дракулой был «долгий разговор», посвящённый «вопросам трансильванской истории», в ходе которого вампир «необыкновенно оживился». Граф объяснил свой интерес в игре фигурами трансильванской истории, сказав, что «для боярина гордость своим домом и своим именем есть своя собственная гордость». Дракула кажется настолько уверенным в своей славе, что представляется лишь именем, опуская все титулы, как в конце своей жизни делал исторический герой, подписывая документы.
Помимо факта знатности Дракулы, Стокер также знакомит своего читателя с титулом «воевода», в переводе со славянского на румынский означающего «князь» [в оригинале prince], в котором исторический герой и прославился; упоминает он и «господаря» - это слово, переводящееся как «правитель» или «владетель», чаще всего использовалось в XIX веке. Пожалуй, на этом историческая правда в романе заканчивается: Стокер от лица Дракулы заявляет, что его предки пришли из «страны волков» (даки, предки румын, часто называли себя волками, а их военным штандартом был змей с головой волка), но ошибается, принимая графа за секлера, который гордится тем, что кровь Аттилы течёт в его венах – это упущение мы попробуем объяснить в конце данной книги.
Стокер явно любуется своим персонажем, многими его чертами и исключительным умением править, передавая своё впечатление словами Ван Хельсинга, который говорит о «мощном уме», «знании языков», «способности учиться новому» в политике, юриспруденции, финансах, науке и даже оккультизме, которому «Дракулы» учились в Сибиу «над озером Германштадт» (место, где студенты, называвшие себя шоломанариями, учились алхимии). Харкер поражается гостеприимности графа («Добро пожаловать в мой дом»), традиционной черте румын, особенно, если гость прибыл по личному приглашению. Он соглашается с Ван Хельсингом в том, что граф «при жизни был поразительнейшим человеком» с «гибким умом» и «железной волей». Ван Хельсинг определяет Дракулу как «воина, владетеля и алхимика» [простите, не могу удержаться: «файтер, клирик, вор и маг»] и подчёркивает его качества воителя и лидера, говоря, что у него было «сердце, не знавшее страха и сожаления».
Через профессора Стокер прямо говорит об историческом «исходнике» своего легендарного графа. Ван Хельсинг, считая, что идентифицировал Дракулу как историческую личность, говорит: «Должно быть, он был воеводой Дракулой, что заставил весь мир запомнить его имя, сражаясь против турок, и пересекал великую реку, что была границей Турции. Если это так, то он был совсем не обычным человеком; в те времена и века спустя он считался умнейшим, хитрейшим и храбрейшим сыном “земли за лесами”». Сам Дракула упоминал, что «один из моего народа, что был воеводой, пересекал Дунай и бил турок на их земле». Стокер не пожалел и младшего брата Дракулы, Раду Красивого: «Горе принёс его недостойный брат, что пал сам и продал своих людей туркам, и навлёк на них позор рабства!».
Все эти, в общем-то, верные отсылки к реальным событиям прямо или косвенно намекают на исторического Дракулу, но Стокер добавил ещё несколько аллюзий. В романе, например, он ссылается на тот факт, что венгры были поражены «позором Кассовы» [в этом месте я обрадовалась излишней художественности перевода романа], имея ввиду вторую битву при Косовом поле в 1448-м году, в результате которой Дракула начал своё первое правление как турецкий ставленник. Писатель также показывает своё знание событий, приведших к поражению венгров в битве при Мохаче в 1526-м году, практически предсказанных при жизни исторического Дракулы, когда венгерский король не пришёл ему на помощь в 1462-м. В самом конце романа охотники за Дракулой свидетельствуют, что при острой необходимости граф прибёг к помощи цыган, что не соответствует исторической истине.
Стокер даже упомянул одного из непрямых потомков Дракулы: «<…> был ли это тот Дракула, что вдохновил одного из своего народа веком позже снова и снова бить турок за великой рекой на их земле; он был побеждён, но возвращался снова и снова, и снова, хотя с кровавых полей битв, где оставались его соратники, он приходил один, но был уверен, что победит?». Возможно, автор здесь делает отсылку к Михаю Храброму, господарю, впервые собравшему под своей дланью все румынские земли, потомку единокровного брата Дракулы, Влада Монаха.
В конце концов, граф, несмотря на все свои великолепные вампирские качества, всего лишь герой ночного кошмара или возбуждённого воображения автора, увлечённого оккультизмом. По общему признанию персонаж является собирательным образом из той серьёзной литературы, которую мы проанализируем позже. Стокер явно был вдохновлён историческим персонажем-прототипом и наделил его важными чертами своего знаменитого графа. Князь, государственный деятель, командир, наделённый хитростью и умом, решительный политик, знавший множество языков… Дракула-человек выглядит привлекательно даже в романе. В одной из последних бумаг, чьё открытие приписывается Арминиусу Вамбери, Дракула представлен как вампир, и мы слишком хорошо представляем, что «это значит “пьющий кровь”». Дав миру столь впечатляющего персонажа, чьё создание заставило автора провести масштабное расследование, Стокер воистину вернул к жизни реального Дракулу, средневекового правителя, которого в Румынии в XIX веке впервые вспомнил учёный-историк А. Д. Ксенопол, назвав «одним из самых впечатляющих героев в истории». И легендарный вампир лишь бледная тень настоящего князя.
И ещё немного от меня:
На этом сочинении по роману Б. Стокера "Дракула" (баллов двадцать на ЕГЭ бы поставили) вводная часть книги заканчивается, но сам князь Влад ещё не начинается. Краткое резюме следующей главы - исторический фон, в основном, предшествовавших биографии исторического героя событий.
@музыка: "Однажды в сказке..." фоном
@настроение: не очень, честно говоря
@темы: история, Дракула, переводец, Румыния, 15 век, Средневековье
Вот нужный нам кусок!! Там как раз про прозвище Дракул, а в сносках 1408-й год!
Точно!
Значит, это всё-таки Казаку такой чудак
Вчиталась внимательнее. Я французский изучала, ещё когда в школе училась, а это было очень давно
Прошу прощения у Казаку - это всё-таки переводчика косяк.
L'origine de ce sobriquet est encore discutée. Il pourrait indiquer l'appartenence de son pere a l'Ordre du Dragon (Societas draconistrarum) fonde par l'empereur Sigismond de Luxembourg en 1408, alors qu'il n'était que roi de Hongrie.
Происхождение этого прозвища ещё обсуждается. Оно может указывать на вступление его отца (отца Влада Цепеша) в Орден Дракона (лат: Societas draconistrarum), основанный императором Сигизмундом Люксембургским в 1408 году, в бытность королём Венгрии.
Найти бы этого пердеводчика, да к Мехмеду II-му отправить...