Вот так всегда: кровь пьют бояре, а главный вампир - господарь ||| За слова "очевидно" и "тривиально" на первом курсе бьют по морде Таненбаумом. На втором просто бьют.
Найдена здесь. Как говорится, "схоронил" ))
читать дальшеИз всех споров, которые продолжают кипеть вокруг противоречивой личности Влада Прокалывателя (Дракулы), ни один не достиг такой язвительности, как спор о проблеме прозвища, под которым Влад III из Басарабской династии должен быть известен: кто он? «Влад Цепеш» («Прокалыватель») или «Влад Дракула»? Разногласие по этому вопросу было вызвано различием в образах, которые у румын рождает каждое из этих имен. Влад Прокалыватель с течением времени стал Джорджем Вашингтоном для своей нации, жестоким, возможно, к своим врагам, но вместе с тем военным лидером и народным героем, который, как символ национального противостояния иноземным захватчикам, стал почти что святым.
Первоначально на западе он был «берсерком» для немецких памфлетистов XV в., умалишенным психопатом, помешанным на сажании на кол, садистом, который, искажаясь под влиянием времени, литературного гения Брэма Стокера и голливудской любви к сенсациям, переродился в вампира с осиновым колом, известным символом уничтожения. Влад Прокалыватель и Влад Дракула, как Джекил и Хайд, страдали от проблемы «раздвоения» личности, разрыва индивидуальности, обусловленного географией. Если бы в историческом классе румынской высшей школы я написал очерк «Дракула Берсерк», я бы провалился уже из-за одного заголовка. Как знают многие из моих туристических друзей, в Румынии далеко не продвинешься, спрашивая дорогу к замку Дракулы. С другой стороны, до публикации наших книг («В поисках Дракулы» и «Дракула: Биография Влада Прокалывателя») героический Прокалыватель был совершенно неизвестен на Западе. Я предполагаю, что шизофренический синдром Дракулы-Прокалывателя был в большей степени помехой, чем помощью для исторического исследования, и в последние годы это стало источником путаницы и для общественности, и для СМИ, заинтересованных в увлекательном правителе XV в.
Я приложу усилия к тому, чтобы восстановить разорванные связи между двумя ликами Влада и сплавить два эпитета, которые исторически сосуществовали вместе. Может быть доказано, что во времена Влада имя «Дракула» было более известным из этих двух, в то время как «Прокалыватель» было принято позднее из соображений патриотизма. В противоположность тому, что утверждают многие специалисты, прозвище «Дракула» не было иностранным заимствованием, а появилось на территории Румынии XV в. и было принято Владом и его служащими во второй половине его правления. Профессор Мак-Нелли и я доказали это в наших книгах, за что кое-кто раскритиковал нас весьма ненаучным образом. Мы были не первыми, кто выдвинул эту идею. Славист Иоан Богдан предложил ее еще в 1896 г., то есть на год раньше, чем «Дракула» Стокера был опубликован. В наше время лингвист Г. Нандрис развил этот тезис глубже в двух своих главных статьях.
По случаю пятисотлетней годовщины смерти Влада двое выдающихся румынских историков, Стефан Андрееску и Николай Стойческу, совместно с одним молодым исследователем (Матей Казаку из института Иорга) присоединились к нашему именованию Влада одновременно и «Цепешем», и «Дракулой». Покойный Константин К. Джуреску, декан исторического факультета, еще раньше выступил первопроходцем в этом направлении во время своей первой американской поездки с лекциями в 1968 г., когда он прочитал свою популярную лекцию «Деяния Влада Цепеша, или Дракулы» («The Deeds of Vlad Tepes or Draculea»).
В связи с тем, что эпитеты очень редко употреблялись при именовании князей, а частое повторение одних и тех же имен, типа Влад или Дан, путало нумерацию — особенно недолгих царствований, — у хронистов вошло в обычай различать некоторых румынских правителей с помощью прозвищ, придуманных в народе. Например, мы знаем Александра Доброго, Стефана Великого, Михню Злого (сына Дракулы), и Иоана Злого. Иногда учитывались физические недостатки, как в случае Петра Хромого (непрямого потомка Дракулы), или некая черта, которая ассоциировалась с человеком, как в случае с Петером Серьгой. Хотя точность таких прозвищ стала объектом множества дискуссий, ни в одном другом случае не возникла столь непримиримая двойственность, как с «Дракулой» и «Прокалывателем».
Несомненным является то, что Влад большую часть своих официальных славянских документов подписывал своим настоящим именем, используя для иностранной переписки латинизированную форму «Ладислаус». Неопровержимо и то, что прозвище «Прокалыватель» («Цепеш») было придумано турками, которые были напуганы манерой и масштабом его казней. Несмотря не увлечение Влада сажанием на кол («прокалыванием»), подавляющее большинство его современников использовали все же имя «Дракула» или его вариации.
Откуда же появилось это имя? Мак-Нелли и я доказали, что имена «Дракул» (Dracul) и «Дракула» (Dracula) появились после посвящения Влада II в орден Дракона в Нюремберге в 1431 году. Тогда род принял символику этого ордена — змеевидного дракона на двойном кресте. Дракул (отец Влада) был обязан носить эти знаки на одежде по определенным дням, а также они появились на его печатях и монетах. Этот непривычный символ, очевидно происходящий от латинского draco, до того интриговал и крестьян, и придворных, что они придумали прозвище «Влад Дракон» (Vlad Dracul). В то время это слово, естественно, еще не ассоциировалось ни с каким злом. В конце концов, не мог же участник Крестового похода ассоциироваться с сатаной. Во всяком случае, в итальянской традиции, с заменой «с» на «g» Dracul даже превратился в Dragul, в уменьшительный термин (Andreescu, 147).
По причине того, что орден Дракона был наследственным, когда родились наследники Дракула, возникла необходимость разделить отца и сына: некоторые использовали термины «Дракул младший» и «Дракул старший». Другие называли «Дракул» (Dracul) только отца, используя для сына уменьшительную форму «Дракула» (Draculea). Некоторые предпочитали для сына румынский вариант Dracea. Тем не менее провести четкое разграничение между отцом и сыном не удается, и среди современников торжествует неразбериха. Так, греческий историк Халкокондил упоминает Влада-отца как «Дракулу» (Dracula), а Модрусса, папский легат, и Доменико Бальби, венецианский посол в Константинополе, зачастую относили имя «Дракул» (Dracul) к сыну (Mercati, 247–249). Было бы более правильным утверждать, что и Влад-отец, и Влад-сын, а также и его брат Раду (иногда упоминаемый как «другой Дракула») из-за отсутствия опознаваемого прозвища были все вместе известны как «Дракулы» (Draculas) или «Дракулеи» (Draculeas). Этого мнения придерживался и такой авторитетный историк, как А.Д. Ксенопол, описывающий борьбу Дракул (Draculas) с Данами (183–272). А один итальянский историк XVI в., Антон Веранчич, был настолько впечатлен этим именем, что называл всех жителей Валахии Draguli (399–400). Как бы то ни было, все же большинство источников XV в. используют имя «Дракула» (в значении «сын дракона»), чтобы указать на сына. Правители того времени пишут «Дракула»: король Матьяш Корвин пишет «fidei nostro Drakwlyae» (Hurmuzachi, 86), что близко к написанию, которым пользовался великий гуманист эпохи Возрождения Энеа Сильвио Пикколомини, папа Пий II, в своей «Cosmografia». Так же поступали и дипломаты того времени: Петер Томасис, представляя венецианского дожа в Будине; Доменико Бальби, его коллега в Константинополе; посланники великого герцога Феррары и Милана. И все они были аккуратными и хорошо информированными наблюдателями восточноевропейской жизни (например, Bianu, 34–35; Andreescu, 120). Большинство летописцев этого периода проявляют одинаковое упорство, принимая полностью форму «Дракула» (Dracula). Так поступает и Антонио Бонфини, официальный придворный историк короля Матьяша, и Кристовул Имврский, находящийся на службе у турок, а также самый главный свидетель, который по-настоящему столкнулся с Владом в битве в 1462 г. — янычар Константин из Островицы (Holban, 127–128). Следующие поколения историков следовали их примеру. Николай Олахус, знаменитый гуманист на службе у венгерского короля, очевидно будучи в родстве с Владом, описывает себя как «ех sanguine Draculae» (Bezdecki, 259–260), а у анонимного венецианского хрониста XVI в., написавшего один из лучших трактатов по истории Оттоманской империи, упоминается «il signor Dracula» (цит. по Iorga). Существовали также и другие искажения этого имени: Dracuglia (Petancius, 62), Drakla (Buonacor, 50) и Dragulia (Holban, 171).
В Германии ситуация с именами была почти та же, что и в Италии. Вслед за немецкими «листками» XV в., написанными во времена Дракулы, исходная форма «Dracole Waida» начиная с XVI в. превратилась в Dracula во всех знаменитых исторических трактатах: например, в трудах Себастьяна Мюнстера и Томаса Эбендорфера. В конечном итоге имя попадает и в известную «Историю княжеств» (1804) Энгеля, а также в монографию Вильяма Вилкинсона 1820 г., которой пользовался Брэм Стокер, как мы знаем из его «Рабочих записей» (сейчас находятся в музее Розенбах).
Было ли все это «венгерской интригой», как утверждал Василе Барсан? Заговор, подготовленный королем Матьяшем в XV в., с вампирическими оттенками, подбавленными в XIX в. консультантом Стокера Арминием Вамбери и, наконец, уже в наше время увековеченный на экране актером Белой Лугоши, венгром по происхождению. С учетом того, что имя Дракулы распространилось на полдюжины языков, эта версия придала бы венграм гораздо больше влияния, чем они имели даже в XV в. Гораздо более простое объяснение состоит в том, что под конец правления Влада румынская форма Draculea свободно употреблялась на всех трех румынских территориях (Трансильвании, Румынии и Валахии) и была использована чиновниками Влада, штатом его дипломатов, официальными лицами в Трансильвании и даже его знаменитым родственником — Стефаном Великим. Например, 8 мая 1477 г. Стефан требует, чтобы в Валахии был поставлен «Христианский принц, а именно Дракула, с которым у нас есть взаимопонимание» (Andreescu, 140). Некоторые другие используют ту же форму: представитель Влада Ладислаус; Стефан Эрдели, вице-правитель Трансильвании; и Дан, претендент на трон, один из политических противников Влада (Hurmuzachi, 48). Но самое красноречивое опровержение теории о «дьяволе» или «Венгерском заговоре» — это, естественно, принятие самим Владом до конца жизни этого эпитета в некоторых его письмах к своим чиновникам/служащим (Florescu, McNelly. Biography, 117).
Стали бы иностранцы, чиновники Дракулы и сам Влад принимать имя Draculea, если бы оно не циркулировало свободно в местной румынской традиции. В фольклорных сборниках Петра Испиреску и К. Радулеску-Кодин, которые собрали крестьянские истории о знаменитых личностях (позже названные «Эпопея замка Дракулы»), имя «Дракула» (Draculea) появляется только иногда, по сравнению с «Цепешем», почти неизменно предпочитаемым. Но с другой стороны, ни Испиреску, ни Радулеску-Кодин не подходили к фольклору научно, и ко времени создания их сборника слово «Дракула» было почти уничтожено румынской исторической традицией XIX в. Важный вопрос поэтому заключается в том, почему имя «Дракула» почти полностью исчезло из народной фольклорной традиции и историографии?
Часть объяснения уже была предложена. «Дракула» как «сын дракона» переродилось в «дьявол» уже во времена первого описания на немецком языке в 1462 г. Это был акт мести со стороны одного неизвестного, выжившего после печально известных жестоких разорений, произведенных тремя годами ранее в саксонских городах. В 1462 г. король Матьяш, ища отговорку, чтобы извинить свое неучастие в Крестовых походах Дракулы (после того, как он взял на это деньги у Папы), а также напуганный властью Влада, имел весьма обоснованный интерес опорочить репутацию Влада, чтобы оправдать его заключение под стражу. Наконец, алчные германские памфлетисты, подобно авторам XX в., стремились продавать книги. Дешевая тряпичная бумага и изобретение печатного станка тогда только что произвели революцию в «продавательных» возможностях: раз уж религиозные темы не слишком интригуют, а порнография запрещена, почему бы не попробовать немного крови? Даже очень одаренный воображением дизайнер суперобложек вряд ли дойдет до того, чтобы поместить на обложку Дракулу, празднующего победу и обедающего среди рядов посаженных на кол трупов, в то время как его слуги разрубают поблизости части тел (см. McNally, Florescu. Search, 102). Прием сработал очень хорошо. Учитывая 13 известных печатных изданий, мы можем сказать, что по меркам XV в. Дракула был один из первых бестселлеров светской литературы — задолго до того, как Брэм Стокер использовал его для еще более продаваемой вампирской темы.
Нужно ли мне объяснять дальше, почему румынские историки с неохотой приняли имя «Дракула» и предпочли менее использованное, придуманное турками прозвище «Цепеш»? Так как Дракула был очернен на Западе, нужно было воздвигнуть мысленный барьер, разводя мифического «берсерка» (а позднее — вампира) и исторического персонажа, фольклорного героя. Мы все знаем, как это важно для каждого американского ребенка — знать, что Джордж Вашингтон никогда не врал. И так же важно было для румын во время трудной борьбы за народную свободу отыскать героических предков. Прежние национальные историки, поколение 1848 г. во главе с Николаем Балческу, хорошо поняли, что герой в истории — это важный ингредиент для возрождения патриотического чувства. Несколько голосов раздались, протестуя против использования Влада Цепеша в этой роли, но это были голоса вопиющих в пустыне. Нация, которая формируется, требует героев, символизирующих ее стремление к независимости, героев, которые по-прежнему нужны сегодня. Для историков XIX в. было оправданной задачей, как и для историков современных, реабилитировать великого человека из прошлого ради патриотического воспитания.
Историк тем не менее несет ответственность и за поиск истины. Хотя Влад, вероятно, и ощущал вспышки средневекового патриотизма, я представляю его в большей степени европейской, чем только национальной фигурой, интернациональным крестоносцем, а не просто фольклорным героем. И как раз из-за этого европейского образа мы решили своевременно воссоединить Влада «Цепеша» и Влада «Дракулу», с упором именно на «Дракулу». В некотором смысле, для нас было закономерным спровоцировать это слияние в наших книгах, которые были адресованы широкой западной публике.
Некоторые румынские коллеги устроили мне выговор за то, что я чересчур много внимания уделил западным мифическим аспектам этой весьма запутанной истории. Однако мы должны помнить, что это именно западный миф обеспечил Владу такую репутацию в Европе и во всем мире, начиная с XV в. вплоть до наших дней. Без этого мифа он был бы обречен вечно оставаться местной невнятной фигурой, избежавшей тотального забвения лишь благодаря нескольким строчкам в румынских школьных учебниках. С более практической точки зрения без существования этих легенд мы бы не нашли издателя для наших собственных книг. Даже недавно возникший в Румынии интерес к Дракуле был спровоцирован, по крайней мере частично, чрезвычайным влиянием, которое оказали наши книги на весь мир. И естественно, сегодня я не буду вступать в спор о том, должны ли мы называть Влада «Дракула» или «Прокалыватель».
Перевод с английского
Т. Михайловой-Смирновой
ЛИТЕРАТУРА
читать дальшеAndreescu, Stefan. Vlad Tepes (Draculea), între legenda si adevar. Bucharest, 1976.
Barsan, Vasile. Dracula a Warped Image of Escapism and Insanity. Romanian Sources Vol. 1, part II. Pittsburgh: U of Pittsburgh Libraries, 1975.
Bezdecki, S. Nicolaus Olahus, primul umanist de origina Româna. Anineasa-Jorj, 1939.
Bianu, I. Stefan cel Mare, câteva documente din arhivele de stat de la Milan, Columna lui Traian. № 1.1883.
Bogdan, Ioan. Vlad Tepes. Bucharest, 1896.
Buonacor, Filippo. Ad Innocentium VIII de bello Turcis infrendo oratio. Warsaw, 1994
Chalkokondyles, Leonicos. Expunerile istorice. Ed. and trans. Vasile Grecu. Bucharest, 1958.
Ebendorfer, Thomas. Chronica regum Romanorum. Innsbruck, 1890–1894.
Engel, Johann C. Geshichte der Moldau und Walachey. Halle, 1804.
Florescu, Radu and Raymond McNally. Dracula: A Biography of Vlad the Impaler. New York: Hawthorn, 1973.
Giurescu, Constantin C. The Deeds of Vlad Tepes or Draculea. Jurnal de Calatorie. Bucharest, 1971.
Guboglu, Mihail and Mustafa Mehmet. Cronici Turcesti privind tarile române secolul XV — mijlocul secoluli XVII. Bucharest, 1966.
Holban, Maria. Calâtori straini despire tarile române. Vol.1. Bucharest, 1968.
Hurmuzachi, Eudoxiu. Documente privitoare la istoria românilor. Bucharest, 1911.
Iorga, N. Acte si fragmente cu privire la istoria românilor. Bucharest, 1895–1897.
Ispirescu, Petre. Povesti despre Vlad Tepes. Cernauti, 1936.
Ispirescu, Petre. Viata si faptele lui Vlad Tepes Voda. Cernauti, 1939–1942.
McNally, Raymond and Radu Florescu. In Search of Dracula. Greenwich, CT: Graphic, 1972.
Mercati, G. Notizie varie sofra Niccolo Modrussiense. Opera Minori, vol. 4. Vatican, 1937.
Munster, Sebastian. Cosmographia universalis. London, 1558.
Nandris, Grigore. The Historical Dracula: The Theme of his Legend in the Western and Eastern Literature of Europe. Comparative Literture Studies 3 (1966): 367–396.
Nandris, Grigore. A Philological Analysis of Dracula and Romanian Place Names and Masculine Personal Names in a/ea. Slavic and East European Review 37 (June 1959): 371–377.
Petancius, Felix. De aggrediendo cu Turcos. N. Iorga, Acte si fragmete. Vol. 3. Bucharest, 1895–1897.
Piccolomini, Aeneas Sylvio. Commentarii rerum memorabilium quae temporibus suis contigerunt. Romae, 1584.
Radulescu-Codin, C. Legendae asupra lui Vlad Tepes. Copii Neamului. Bucharest, 1922.
Stoicescu, Nicolae. Vlad Tepes. Bucharest, 1976.
Stoker, Bram. Bram Stoker’s Original Foundation Notes & Data for his Dracula. Rosenbach Museum & Library, Philadelphia. MS. EL3f.5874D.
Verancsics, Antonius. De situ Transylvanicae Moldaviae et Transalpini. Calâtori straini despire tarile române. Vol.1. Bucharest, 1968.
Wilkinson, William. An Account of the Principalities of Moldavia and Wallachia. London, 1820.
Xenopol, A. D. Lupta intre Draculesti si Danesti. An. Ac. Rom. Sect. 1–2 ser. 30 (1907): 183–272.
Пригодится ))
Раду Флореску
ЧТО ЗНАЧИТ ИМЯ: ДРАКУЛА ИЛИ ВЛАД ПРОКАЛЫВАТЕЛЬ?
ЧТО ЗНАЧИТ ИМЯ: ДРАКУЛА ИЛИ ВЛАД ПРОКАЛЫВАТЕЛЬ?
читать дальшеИз всех споров, которые продолжают кипеть вокруг противоречивой личности Влада Прокалывателя (Дракулы), ни один не достиг такой язвительности, как спор о проблеме прозвища, под которым Влад III из Басарабской династии должен быть известен: кто он? «Влад Цепеш» («Прокалыватель») или «Влад Дракула»? Разногласие по этому вопросу было вызвано различием в образах, которые у румын рождает каждое из этих имен. Влад Прокалыватель с течением времени стал Джорджем Вашингтоном для своей нации, жестоким, возможно, к своим врагам, но вместе с тем военным лидером и народным героем, который, как символ национального противостояния иноземным захватчикам, стал почти что святым.
Первоначально на западе он был «берсерком» для немецких памфлетистов XV в., умалишенным психопатом, помешанным на сажании на кол, садистом, который, искажаясь под влиянием времени, литературного гения Брэма Стокера и голливудской любви к сенсациям, переродился в вампира с осиновым колом, известным символом уничтожения. Влад Прокалыватель и Влад Дракула, как Джекил и Хайд, страдали от проблемы «раздвоения» личности, разрыва индивидуальности, обусловленного географией. Если бы в историческом классе румынской высшей школы я написал очерк «Дракула Берсерк», я бы провалился уже из-за одного заголовка. Как знают многие из моих туристических друзей, в Румынии далеко не продвинешься, спрашивая дорогу к замку Дракулы. С другой стороны, до публикации наших книг («В поисках Дракулы» и «Дракула: Биография Влада Прокалывателя») героический Прокалыватель был совершенно неизвестен на Западе. Я предполагаю, что шизофренический синдром Дракулы-Прокалывателя был в большей степени помехой, чем помощью для исторического исследования, и в последние годы это стало источником путаницы и для общественности, и для СМИ, заинтересованных в увлекательном правителе XV в.
Я приложу усилия к тому, чтобы восстановить разорванные связи между двумя ликами Влада и сплавить два эпитета, которые исторически сосуществовали вместе. Может быть доказано, что во времена Влада имя «Дракула» было более известным из этих двух, в то время как «Прокалыватель» было принято позднее из соображений патриотизма. В противоположность тому, что утверждают многие специалисты, прозвище «Дракула» не было иностранным заимствованием, а появилось на территории Румынии XV в. и было принято Владом и его служащими во второй половине его правления. Профессор Мак-Нелли и я доказали это в наших книгах, за что кое-кто раскритиковал нас весьма ненаучным образом. Мы были не первыми, кто выдвинул эту идею. Славист Иоан Богдан предложил ее еще в 1896 г., то есть на год раньше, чем «Дракула» Стокера был опубликован. В наше время лингвист Г. Нандрис развил этот тезис глубже в двух своих главных статьях.
По случаю пятисотлетней годовщины смерти Влада двое выдающихся румынских историков, Стефан Андрееску и Николай Стойческу, совместно с одним молодым исследователем (Матей Казаку из института Иорга) присоединились к нашему именованию Влада одновременно и «Цепешем», и «Дракулой». Покойный Константин К. Джуреску, декан исторического факультета, еще раньше выступил первопроходцем в этом направлении во время своей первой американской поездки с лекциями в 1968 г., когда он прочитал свою популярную лекцию «Деяния Влада Цепеша, или Дракулы» («The Deeds of Vlad Tepes or Draculea»).
В связи с тем, что эпитеты очень редко употреблялись при именовании князей, а частое повторение одних и тех же имен, типа Влад или Дан, путало нумерацию — особенно недолгих царствований, — у хронистов вошло в обычай различать некоторых румынских правителей с помощью прозвищ, придуманных в народе. Например, мы знаем Александра Доброго, Стефана Великого, Михню Злого (сына Дракулы), и Иоана Злого. Иногда учитывались физические недостатки, как в случае Петра Хромого (непрямого потомка Дракулы), или некая черта, которая ассоциировалась с человеком, как в случае с Петером Серьгой. Хотя точность таких прозвищ стала объектом множества дискуссий, ни в одном другом случае не возникла столь непримиримая двойственность, как с «Дракулой» и «Прокалывателем».
Несомненным является то, что Влад большую часть своих официальных славянских документов подписывал своим настоящим именем, используя для иностранной переписки латинизированную форму «Ладислаус». Неопровержимо и то, что прозвище «Прокалыватель» («Цепеш») было придумано турками, которые были напуганы манерой и масштабом его казней. Несмотря не увлечение Влада сажанием на кол («прокалыванием»), подавляющее большинство его современников использовали все же имя «Дракула» или его вариации.
Откуда же появилось это имя? Мак-Нелли и я доказали, что имена «Дракул» (Dracul) и «Дракула» (Dracula) появились после посвящения Влада II в орден Дракона в Нюремберге в 1431 году. Тогда род принял символику этого ордена — змеевидного дракона на двойном кресте. Дракул (отец Влада) был обязан носить эти знаки на одежде по определенным дням, а также они появились на его печатях и монетах. Этот непривычный символ, очевидно происходящий от латинского draco, до того интриговал и крестьян, и придворных, что они придумали прозвище «Влад Дракон» (Vlad Dracul). В то время это слово, естественно, еще не ассоциировалось ни с каким злом. В конце концов, не мог же участник Крестового похода ассоциироваться с сатаной. Во всяком случае, в итальянской традиции, с заменой «с» на «g» Dracul даже превратился в Dragul, в уменьшительный термин (Andreescu, 147).
По причине того, что орден Дракона был наследственным, когда родились наследники Дракула, возникла необходимость разделить отца и сына: некоторые использовали термины «Дракул младший» и «Дракул старший». Другие называли «Дракул» (Dracul) только отца, используя для сына уменьшительную форму «Дракула» (Draculea). Некоторые предпочитали для сына румынский вариант Dracea. Тем не менее провести четкое разграничение между отцом и сыном не удается, и среди современников торжествует неразбериха. Так, греческий историк Халкокондил упоминает Влада-отца как «Дракулу» (Dracula), а Модрусса, папский легат, и Доменико Бальби, венецианский посол в Константинополе, зачастую относили имя «Дракул» (Dracul) к сыну (Mercati, 247–249). Было бы более правильным утверждать, что и Влад-отец, и Влад-сын, а также и его брат Раду (иногда упоминаемый как «другой Дракула») из-за отсутствия опознаваемого прозвища были все вместе известны как «Дракулы» (Draculas) или «Дракулеи» (Draculeas). Этого мнения придерживался и такой авторитетный историк, как А.Д. Ксенопол, описывающий борьбу Дракул (Draculas) с Данами (183–272). А один итальянский историк XVI в., Антон Веранчич, был настолько впечатлен этим именем, что называл всех жителей Валахии Draguli (399–400). Как бы то ни было, все же большинство источников XV в. используют имя «Дракула» (в значении «сын дракона»), чтобы указать на сына. Правители того времени пишут «Дракула»: король Матьяш Корвин пишет «fidei nostro Drakwlyae» (Hurmuzachi, 86), что близко к написанию, которым пользовался великий гуманист эпохи Возрождения Энеа Сильвио Пикколомини, папа Пий II, в своей «Cosmografia». Так же поступали и дипломаты того времени: Петер Томасис, представляя венецианского дожа в Будине; Доменико Бальби, его коллега в Константинополе; посланники великого герцога Феррары и Милана. И все они были аккуратными и хорошо информированными наблюдателями восточноевропейской жизни (например, Bianu, 34–35; Andreescu, 120). Большинство летописцев этого периода проявляют одинаковое упорство, принимая полностью форму «Дракула» (Dracula). Так поступает и Антонио Бонфини, официальный придворный историк короля Матьяша, и Кристовул Имврский, находящийся на службе у турок, а также самый главный свидетель, который по-настоящему столкнулся с Владом в битве в 1462 г. — янычар Константин из Островицы (Holban, 127–128). Следующие поколения историков следовали их примеру. Николай Олахус, знаменитый гуманист на службе у венгерского короля, очевидно будучи в родстве с Владом, описывает себя как «ех sanguine Draculae» (Bezdecki, 259–260), а у анонимного венецианского хрониста XVI в., написавшего один из лучших трактатов по истории Оттоманской империи, упоминается «il signor Dracula» (цит. по Iorga). Существовали также и другие искажения этого имени: Dracuglia (Petancius, 62), Drakla (Buonacor, 50) и Dragulia (Holban, 171).
В Германии ситуация с именами была почти та же, что и в Италии. Вслед за немецкими «листками» XV в., написанными во времена Дракулы, исходная форма «Dracole Waida» начиная с XVI в. превратилась в Dracula во всех знаменитых исторических трактатах: например, в трудах Себастьяна Мюнстера и Томаса Эбендорфера. В конечном итоге имя попадает и в известную «Историю княжеств» (1804) Энгеля, а также в монографию Вильяма Вилкинсона 1820 г., которой пользовался Брэм Стокер, как мы знаем из его «Рабочих записей» (сейчас находятся в музее Розенбах).
Было ли все это «венгерской интригой», как утверждал Василе Барсан? Заговор, подготовленный королем Матьяшем в XV в., с вампирическими оттенками, подбавленными в XIX в. консультантом Стокера Арминием Вамбери и, наконец, уже в наше время увековеченный на экране актером Белой Лугоши, венгром по происхождению. С учетом того, что имя Дракулы распространилось на полдюжины языков, эта версия придала бы венграм гораздо больше влияния, чем они имели даже в XV в. Гораздо более простое объяснение состоит в том, что под конец правления Влада румынская форма Draculea свободно употреблялась на всех трех румынских территориях (Трансильвании, Румынии и Валахии) и была использована чиновниками Влада, штатом его дипломатов, официальными лицами в Трансильвании и даже его знаменитым родственником — Стефаном Великим. Например, 8 мая 1477 г. Стефан требует, чтобы в Валахии был поставлен «Христианский принц, а именно Дракула, с которым у нас есть взаимопонимание» (Andreescu, 140). Некоторые другие используют ту же форму: представитель Влада Ладислаус; Стефан Эрдели, вице-правитель Трансильвании; и Дан, претендент на трон, один из политических противников Влада (Hurmuzachi, 48). Но самое красноречивое опровержение теории о «дьяволе» или «Венгерском заговоре» — это, естественно, принятие самим Владом до конца жизни этого эпитета в некоторых его письмах к своим чиновникам/служащим (Florescu, McNelly. Biography, 117).
Стали бы иностранцы, чиновники Дракулы и сам Влад принимать имя Draculea, если бы оно не циркулировало свободно в местной румынской традиции. В фольклорных сборниках Петра Испиреску и К. Радулеску-Кодин, которые собрали крестьянские истории о знаменитых личностях (позже названные «Эпопея замка Дракулы»), имя «Дракула» (Draculea) появляется только иногда, по сравнению с «Цепешем», почти неизменно предпочитаемым. Но с другой стороны, ни Испиреску, ни Радулеску-Кодин не подходили к фольклору научно, и ко времени создания их сборника слово «Дракула» было почти уничтожено румынской исторической традицией XIX в. Важный вопрос поэтому заключается в том, почему имя «Дракула» почти полностью исчезло из народной фольклорной традиции и историографии?
Часть объяснения уже была предложена. «Дракула» как «сын дракона» переродилось в «дьявол» уже во времена первого описания на немецком языке в 1462 г. Это был акт мести со стороны одного неизвестного, выжившего после печально известных жестоких разорений, произведенных тремя годами ранее в саксонских городах. В 1462 г. король Матьяш, ища отговорку, чтобы извинить свое неучастие в Крестовых походах Дракулы (после того, как он взял на это деньги у Папы), а также напуганный властью Влада, имел весьма обоснованный интерес опорочить репутацию Влада, чтобы оправдать его заключение под стражу. Наконец, алчные германские памфлетисты, подобно авторам XX в., стремились продавать книги. Дешевая тряпичная бумага и изобретение печатного станка тогда только что произвели революцию в «продавательных» возможностях: раз уж религиозные темы не слишком интригуют, а порнография запрещена, почему бы не попробовать немного крови? Даже очень одаренный воображением дизайнер суперобложек вряд ли дойдет до того, чтобы поместить на обложку Дракулу, празднующего победу и обедающего среди рядов посаженных на кол трупов, в то время как его слуги разрубают поблизости части тел (см. McNally, Florescu. Search, 102). Прием сработал очень хорошо. Учитывая 13 известных печатных изданий, мы можем сказать, что по меркам XV в. Дракула был один из первых бестселлеров светской литературы — задолго до того, как Брэм Стокер использовал его для еще более продаваемой вампирской темы.
Нужно ли мне объяснять дальше, почему румынские историки с неохотой приняли имя «Дракула» и предпочли менее использованное, придуманное турками прозвище «Цепеш»? Так как Дракула был очернен на Западе, нужно было воздвигнуть мысленный барьер, разводя мифического «берсерка» (а позднее — вампира) и исторического персонажа, фольклорного героя. Мы все знаем, как это важно для каждого американского ребенка — знать, что Джордж Вашингтон никогда не врал. И так же важно было для румын во время трудной борьбы за народную свободу отыскать героических предков. Прежние национальные историки, поколение 1848 г. во главе с Николаем Балческу, хорошо поняли, что герой в истории — это важный ингредиент для возрождения патриотического чувства. Несколько голосов раздались, протестуя против использования Влада Цепеша в этой роли, но это были голоса вопиющих в пустыне. Нация, которая формируется, требует героев, символизирующих ее стремление к независимости, героев, которые по-прежнему нужны сегодня. Для историков XIX в. было оправданной задачей, как и для историков современных, реабилитировать великого человека из прошлого ради патриотического воспитания.
Историк тем не менее несет ответственность и за поиск истины. Хотя Влад, вероятно, и ощущал вспышки средневекового патриотизма, я представляю его в большей степени европейской, чем только национальной фигурой, интернациональным крестоносцем, а не просто фольклорным героем. И как раз из-за этого европейского образа мы решили своевременно воссоединить Влада «Цепеша» и Влада «Дракулу», с упором именно на «Дракулу». В некотором смысле, для нас было закономерным спровоцировать это слияние в наших книгах, которые были адресованы широкой западной публике.
Некоторые румынские коллеги устроили мне выговор за то, что я чересчур много внимания уделил западным мифическим аспектам этой весьма запутанной истории. Однако мы должны помнить, что это именно западный миф обеспечил Владу такую репутацию в Европе и во всем мире, начиная с XV в. вплоть до наших дней. Без этого мифа он был бы обречен вечно оставаться местной невнятной фигурой, избежавшей тотального забвения лишь благодаря нескольким строчкам в румынских школьных учебниках. С более практической точки зрения без существования этих легенд мы бы не нашли издателя для наших собственных книг. Даже недавно возникший в Румынии интерес к Дракуле был спровоцирован, по крайней мере частично, чрезвычайным влиянием, которое оказали наши книги на весь мир. И естественно, сегодня я не буду вступать в спор о том, должны ли мы называть Влада «Дракула» или «Прокалыватель».
Перевод с английского
Т. Михайловой-Смирновой
ЛИТЕРАТУРА
читать дальшеAndreescu, Stefan. Vlad Tepes (Draculea), între legenda si adevar. Bucharest, 1976.
Barsan, Vasile. Dracula a Warped Image of Escapism and Insanity. Romanian Sources Vol. 1, part II. Pittsburgh: U of Pittsburgh Libraries, 1975.
Bezdecki, S. Nicolaus Olahus, primul umanist de origina Româna. Anineasa-Jorj, 1939.
Bianu, I. Stefan cel Mare, câteva documente din arhivele de stat de la Milan, Columna lui Traian. № 1.1883.
Bogdan, Ioan. Vlad Tepes. Bucharest, 1896.
Buonacor, Filippo. Ad Innocentium VIII de bello Turcis infrendo oratio. Warsaw, 1994
Chalkokondyles, Leonicos. Expunerile istorice. Ed. and trans. Vasile Grecu. Bucharest, 1958.
Ebendorfer, Thomas. Chronica regum Romanorum. Innsbruck, 1890–1894.
Engel, Johann C. Geshichte der Moldau und Walachey. Halle, 1804.
Florescu, Radu and Raymond McNally. Dracula: A Biography of Vlad the Impaler. New York: Hawthorn, 1973.
Giurescu, Constantin C. The Deeds of Vlad Tepes or Draculea. Jurnal de Calatorie. Bucharest, 1971.
Guboglu, Mihail and Mustafa Mehmet. Cronici Turcesti privind tarile române secolul XV — mijlocul secoluli XVII. Bucharest, 1966.
Holban, Maria. Calâtori straini despire tarile române. Vol.1. Bucharest, 1968.
Hurmuzachi, Eudoxiu. Documente privitoare la istoria românilor. Bucharest, 1911.
Iorga, N. Acte si fragmente cu privire la istoria românilor. Bucharest, 1895–1897.
Ispirescu, Petre. Povesti despre Vlad Tepes. Cernauti, 1936.
Ispirescu, Petre. Viata si faptele lui Vlad Tepes Voda. Cernauti, 1939–1942.
McNally, Raymond and Radu Florescu. In Search of Dracula. Greenwich, CT: Graphic, 1972.
Mercati, G. Notizie varie sofra Niccolo Modrussiense. Opera Minori, vol. 4. Vatican, 1937.
Munster, Sebastian. Cosmographia universalis. London, 1558.
Nandris, Grigore. The Historical Dracula: The Theme of his Legend in the Western and Eastern Literature of Europe. Comparative Literture Studies 3 (1966): 367–396.
Nandris, Grigore. A Philological Analysis of Dracula and Romanian Place Names and Masculine Personal Names in a/ea. Slavic and East European Review 37 (June 1959): 371–377.
Petancius, Felix. De aggrediendo cu Turcos. N. Iorga, Acte si fragmete. Vol. 3. Bucharest, 1895–1897.
Piccolomini, Aeneas Sylvio. Commentarii rerum memorabilium quae temporibus suis contigerunt. Romae, 1584.
Radulescu-Codin, C. Legendae asupra lui Vlad Tepes. Copii Neamului. Bucharest, 1922.
Stoicescu, Nicolae. Vlad Tepes. Bucharest, 1976.
Stoker, Bram. Bram Stoker’s Original Foundation Notes & Data for his Dracula. Rosenbach Museum & Library, Philadelphia. MS. EL3f.5874D.
Verancsics, Antonius. De situ Transylvanicae Moldaviae et Transalpini. Calâtori straini despire tarile române. Vol.1. Bucharest, 1968.
Wilkinson, William. An Account of the Principalities of Moldavia and Wallachia. London, 1820.
Xenopol, A. D. Lupta intre Draculesti si Danesti. An. Ac. Rom. Sect. 1–2 ser. 30 (1907): 183–272.
Пригодится ))
@музыка: Terry Oldfield & Soraya Saraswati – Call In The Light
@темы: история, Дракула, переводец, муки творчества
-
-
26.04.2017 в 18:19Один днев как целый дракуло-сайт.
-
-
27.04.2017 в 11:04Йа бялочка