Творческое

[Фьоре Валентинэ]

Я "академические" рассказики этого цикла посвящу своей любимой кафедре ХD
(2015) Правда, некоторые из них уже не вписываются в рамки существующих персонажей. Но пусть лежат ))

Особенности многонационального общежития.

У входа в малый лакийский филиал Страшного Суда задумчиво гулял с исписанным листочком староста почти второкурсников, улыбчивый милашка Ян Бейкербрейнгель в аккуратном отглаженном тёмно-коричневом костюмчике – изрядно замученная бумажка так напоминала объяснительную (уж что-что, а её бы Шуш и Дарий узнали из тысячи – сами-то они миллион подобных накатать успели всего за какие-то жалкие десять месяцев), что Дашенька не удержался:

пошловато

- Ура, Бэйнон, ваш староста теперь – нормальный, вменяемый студент! В кои-то веки что-то прогулял или где-то напакостил…
- Это не я, - грустно вздохнул Ян, не прекращая улыбаться.
- Ты, главное, никому об этом не говори, - заговорщическим шёпотом посоветовал Збрышек. – А то люди не поймут…
- Бейкербрейнгель?! – прокуренно прохрипела приоткрывшая дверь кабинета Людмила Тагиловна, худая и длинная, как кол, пистольерша с сероватой кожей и жиденьким русым хвостиком с проседями, с пинка распахнула её совсем и нависла над Яном с таким зверским лицом, что не хватало только языков пламени на заднем плане и пылающего алым взгляда – фламмовец прикрылся листочком. – Опять ты?!
- Извините…
- Кого ты там так усердно трахаешь, что тебе за полгода третья кровать уже нужна?!
Бэйнон и Дарий прыснули со смеху, но встретили испепеляющий взгляд Людмилы Тагиловны и поспешно убежали за угол коридора, дабы на них не нашлось очередной провинности (а бывшая «гэбня», каковой Тагиловна и являлась, всегда умела их находить).
- Я никого, извините, не трахаю, - совершенно невозмутимо продолжил Ян («Что, совсем-совсем?» - сочувственно поинтересовался Збрышек). – У меня просто сосед постоянно кровати путает и на мою прыгает…
- Так подпиши свою кровать и хватит меня доставать!
- Так он не увидит же.
- Это ещё почему?
- Он с подоконника прыгает.
- Это как?! – пистольер достала из-за пазухи рубахи трубку.
- Ну забирается на подоконник и с криком «Во славу Айки!» прыгает на кровать. Мою. Он до своей не достаёт.
- И как зовут этого вредителя?
- Исмаил-бей.
Дарий заржал в голос.
- А это кто? – поинтересовался Шуш.
- Староста четверокурса – нам его в пример полкафедры ставит, потому что не знают, как он в Магне по ночам оттягивается, что потом в Академию возвращается в окно и по чужим кроватям скачет, - усмехнулся Збрышек. – Мне вот интересно, как же он за полгода Яночку ни разу не раздавил?
- Это ПМ, Дашенька, - похлопал его по плечу Шуш. – На нашей кафедре надобность в кроватях отпадает.
- В вашем случае их проще все в лабораторию оттащить.
- Там уже спальники есть.
Дарий посмотрел на друга как на глубоко больного головой человека и с плохо скрываемой улыбкой попытался кивнуть сочувственно.

Хан.

Эскиш был старше Регенсхайна, больше и по площади, и по населению, сказать, что красивше – ничего не сказать. Вечно летний южный порт, раскинувший свои зелёно-бежевые кварталы на берегу залива, звали Жемчужиной Моря задолго до Вознесения.
Его окружали белые стены с выбитыми на них изображениями забытых языческих богов, ворота покрывали металлические барельефы изумительно тонкой работы – они рассказывали историю основания Белого Города.

про историю и призраков, бвахаха

Много столетий назад стояло на берегу залива остурионское поселение (или имберское, если по-современному). Много остурионцам не надо было от жизни – большую её часть проводили они в плаваниях в далёкие страны, в торговле и в морских и воздушных боях на чужой стороне, ибо самим было практически нечего защищать, всё богатство растянутого по побережью Остуриона было в кораблях и лихих моряках. На суше были их домишки невелики, хозяйства небольшие – инвалиды лишь да дети малые с матерями жили там постоянно, выращивали обычное съестное, ходили за виноградниками и хмельниками на холмах, врезающихся в море косами, и лелеяли чудесной красоты цветы, стоявшие в других странах огромных денег (недаром семейство банкиров Берманов на них сколотило начальный капитал).
В то время в десяти милях к северу от поселения уже проходила граница Алетхиуза, государства кочевников, за свой боевой клич «Диэ Терейн!» прозванных кахиллами терионцами. Властитель приграничных с Остурионом земель, Йилмаз-паша, имел как раз одну маленькую слабость – красивые и редкие растения, так что, получив в своё распоряжение за боевые подвиги кусочек земли так близко к цветочному поселению, не поленился собрать свою свиту и отправиться в путь.
Дошедши до долины, восхитился паша – прекрасна она была, как ни глянь: и художник радость найдёт в густой зелени и солнечных цветах неба и моря, и военный за высоту, на которой поселение стояло, удавился бы, но взял. Вот тут, где-то на пути, и решил Йилмаз-паша предложить тогдашней атаманше аборигенов Кинерет «выгодный гешефт» - денег у него тогда водилось не меньше, чем чувства прекрасного, и задумал алет заложить в заливе крепость совместную, остурионо-алетхиузскую.
Кинерет согласилась при условии, что вместе с крепостью появится нормальный порт с верфями и доками, что материально обеспечить взялись моряки поселения, давно мечтавшие о подобном счастье (откуда они добывали деньги, лучше было не знать, поскольку торговлей остурионские доходы не ограничивались…).
Как известно в то время было каждому, лучшие архитекторы жили в Ленарии, стране педантичных и аккуратных людей, поклонявшихся жутковатому божеству, и Йилмаз-паша нашёл среди ленарийских архитекторов молодого Михаэля Натанелли, согласившегося сразу, ибо был практически без опыта работы, а оплату гарантировали немалую.
Когда план был согласован и утрамбован, Йилмаза-пашу вновь укусило чувство прекрасного, и так к команде строителей присоединились мастер резьбы по камню и металлу, ван Никита Согнигвоздь, и художница-феонка Кики Мо.
…Памятник пяти основателям, отлитый уже после Вознесения, стоял на площади перед храмом Богине Айке – лица у них были крайне одухотворённые, хотя не факт, что исторически правильные, ибо внешних описаний с тех дремучих времён не сохранилось. Просто этнически верные наброски: терионец – крючконосый, в чалме и с бородкой, имберка – коротко остриженная носастая дамочка с одной серьгой в ухе, держащая на руках вместо ребёнка кораблик, фламмовец – худощавый молодой человек с косой (из волос которая) и в длиннополых одеждах, ван – огромный усатый мужик с молотком и перехваченными кожаной полоской волосами, керонтка – босая стройная девушка в ниспадающих свободных одеждах.
Возраст Эскиша был неточен, обычно отнимали от даты основания Регенсхайна пятьдесят лет. И так же, как и в столице, в Эскише было кладбище, на котором столетия назад хоронили не пепел, а тела в гробах, и потому погост с каждым новым поколением хулиганистых мальчишек обрастал всё новыми историями о призраках, ходячих мертвецах и пропавших или найденных порванными там друзьях соседей троюродной тётки свёкра бабушки по отцовской линии.
Залезть за ограду после полуночи было просто делом чести для живших в квартале Гаданий мальчишеских ватаг – не переживший этот непередаваемый ужас хоть раз считался девчонкой. Впрочем, Лиеро Каннхира тот факт, что он с этим кладбищем вообще через стенку жил и в прихрамовую школу ходил по тропинке мимо покосившихся оград старого погоста и новых плит свежих захоронений, от побоев не спасал – кем бы ни был по национальности один из основателей Эскиша, фламмовцев за триста лет нескончаемых войн терионцы и имберцы недолюбливали, а дети ненавидели так, как умеют только они. Беспричинно и жестоко.
Им не надо и бесполезно было объяснять, что Каннхиры, члены семьи Лорда Фламмы, жившие в Эскише в самом затрапезном квартале, были изгнаны из столицы как раз за организацию антивоенных движений и призывы уважать другие нации – дети этого не понимали. Для них Лиеро, смуглый черноволосый полукровка с раскосыми глазами, мало от них отличавшийся внешне, всё равно в первую очередь был фламмовцем, которого надо бить, как их родители всего лишь лет пятнадцать назад.
Два года назад в каждодневных драках для Лиеро наступил перерыв – экзамен в Академию Эльтеров, что под Магной, далёкой даже от Регенсхайна, выявил в нём способности к магии достаточно сильные, чтобы обучаться на кафедре «Прикладная магия и технология проклятий» по широкопрофильной специальности «колдун». Два года общения с относительно вменяемыми людьми канули в лету – остаться в общежитии не дали, мотивировав это ремонтом, и Лиеро пришлось возвращаться домой.
От порта Каннхир шёл не таясь – рынок гомонил, улицы были полны народом и животными, со всех сторон неслись запахи: острые, пряные, пота, гниения, сладкие, мыльные, пыльные… На плоских крышах сидели люди, на балконах развевались простыни и одежда, от прилавков зазывали продавцы, хлопали двери лавок…
Но вот за храмом начался погост, и все звуки оборвались.
Шелестели ветви, изредка вскрикивала птица и другая вторила ей в ответ. Ветер подвывал на поворотах, покачивались уже успевшие сгнить у основания кресты. В сумерках от некоторых могил поднимался желтоватый светящийся туман – выходивший на поверхность фосфор. Это Лиеро знал не понаслышке – видел и не раз, более того, читал целый трактат, развеявший множество кладбищенских мифов суровыми химией и биологией.
Погост – самое тихое и безопасное место, потому что бояться надо живых.
Трясь!
Тем не менее от резкого звука Лиеро отшатнулся в боевую стойку, зажегши «пламя хаоса» в правой руке, левой перехватив сумку на манер кистеня – авось от удара лежавшими на дне пятью толстенными учебниками по морде любой мертвяк развалится, если раньше не сгорит.
Огонёк отразился в двух жёлтых глазах, задумчиво изучавших его из густых зарослей справа впереди.
Сумерки, стрекотание кузнечиков, шелест листвы, никого вокруг и что-то чёрное в кустах, вцепившееся в Лиеро пристальным взглядом.
«Шайс», - заключил Каннхир, чувствуя, что у него коса от страха шевелится.
Глаза моргнули, и их обладатель шумно выдохнул – листья впереди обуглились, и Лиеро перечеркнул весь мысленный список нежити, которая могла желать полакомиться долговязым колдуном на погосте. Дракон ездовой, огнедышащий, четырёхлапый. Видимо, удрал из стойла размять крылья – обычно вдали от своего хозяина ездовые драконы держались от людей подальше и никого не трогали, но всё равно эта зверюга размером с тягловую лошадь и с пастью крокодила не вызвала желания к ней приближаться.
Каннхир не погасил «пламени хаоса», лишь отделил его от руки в витающий рядом шар, медленно, не отрывая взгляда от дракона, забросил сумку за плечо и пошёл по тропинке дальше. Дракон не отрывал взгляда и шумно выдыхал, волнуясь – меньше всего в этой короткой жизни Лиеро хотелось нервировать подобную тварь, но и домой же тоже надо!
- Хан, успокойся, - звонким баритоном сказал кто-то в кустах, и дракон отвернул взгляд на него.
Лиеро, проходя мимо зарослей, в которых сидели человек и его ручная рептилия, не удержался и взглянул на поздних посетителей погоста – парень, изящный, тонкий, смуглый, с длинными прямыми чёрными волосами и раскосыми глазами, в доспехах терионского пограничника сидел на плите, обняв за шею большую поджарую тварь с тёмно-зелёной чешуёй, с ошейника которой тянулся к тропке оборванный кожаный повод.
Вдруг парень встрепенулся и впился взглядом в Каннхира, дракон повторил жест и зашипел на чужака.
- Тихо, Хан, - погладил рептилию по длинной шее терионец. – Ты меня видишь? – спросил он у Лиеро.
- Я ухожу, и если хочешь, никого здесь не встретил, - с этими словами Каннхир отвернулся и пошёл дальше. Мало ли извращенцев на свете…

В год поступления в Академию отец Лиеро, Тесс Каннхир, капитан брига «Астра», получил немалый барыш за сопровождение Искателей на землю и обратно, который вкупе с доходом от записанного на жену ресторана было решено употребить на постройку собственного дома. Сколько себя помнил Лиеро, жили они на последнем этаже обшарпанного домишки, а после рождения младших сестёр (был ещё и брат Филимор) уже просто ютились.
Участок Тесс выбрал давно, и, вернувшись из рейса, таки выкупил. К моменту, когда Каннхир впервые приехал на каникулы в Эскиш, уже был готов целый этаж, который постепенно обживался Тессом и Филимором, так что дома оставалась только мать, Лейла, с дочками-двойняшками.
Так на следующую ночь после возвращения Лиеро в кои-то веки ночевал в комнате один.
Стук!
Каннхир сморгнул во сне.
Стук!
Лиеро наконец приоткрыл глаза и увидел, как ещё один камешек ударил в окно. В окно, выходившее на погост.
Каннхир, придумав отповедь местному хулиганью, распахнул створки… и увидел под окном того самого терионца в доспехах пограничника.
- Привет, - улыбнулся парень. – Слушай, ты меня сейчас видишь?
- Нет, разумеется, я просто всю жизнь сам с собой разговариваю, - недовольно процедил Лиеро. – И…
- Да погоди ты! – замахал руками терионец. – Я тебя попросить хочу, мне очень надо.
- И что?
- Спустись, а?
- Только имберцы отвечают вопросом на вопрос…, - Каннхир, натянув штаны, набросив поверх рубашки сюртук и влезши в башмаки, спрыгнул на плоскую крышу летней пристройки, оттуда – на землю. – И что? Кусать будешь? Или пугать до смерти?
Терионец странно хихикнул.
- Нет, я попросить хочу… в общем, можешь Хана отвести домой?
Лиеро слегка не вписался в логику.
- А сам?
- Я не могу, - замялся терионец, опустив глаза. – Дела у меня, уходить далеко, а Хан везде за мной идёт, не могу я его тащить за собой, и отогнать не получается – выбрал он меня. Возьми, - протянул он Лиеро оборванный повод любопытно выползшего из кустов дракона. – Я ему сказал, чтобы тебя слушался и за тобой шёл, - легонько улыбнулся терионец, глядя своими чёрнущими глазами в зелёные глаза Лиеро. Каннхир протянул руку к поводу – повеяло холодком, не ветром от моря, а морозным, зимним… и кожаная полоска была ледяной, словно её дня два не держали тёплые живые руки.
- Дом моей семьи в квартале Оружейников, наша фамилия Бишхак – просто приведи его туда, а я ухожу, - опять улыбнулся терионец и, развернувшись, пошёл прочь от дома, в глубину погоста. Остановился у застывшего Хана, погладив того по голове, и скрылся в зарослях кустов.

Когда рассвело, Лиеро спокойно вывел присмиревшее драконище с погоста и отправился в квартал Оружейников.
В призраков верить не хотелось. Хотелось – в гипотонию у парня, его извращённые предпочтения и прочие земные радости.
Семейство Бишхаков занималось кузнечным делом, потому дом их скрывался за чадящей кузницей, чьи ворота были открыты для клиентов, и Каннхир вошёл вполне спокойно, но стоило вслед за ним заползти дракону…
- Хан! – вскрикнула девушка в хиджабе и выронила ведро. – Хана привели! Отец!
Сновавшие по двору люди притихли, зашептались, а Лиеро резко захотелось стать стрелком и смыться в невидимость, потому что от наковальни отошёл огромный (даже по представлениям немаленького в росте фламмовца) заросший черноволосый мужик (хорошо хоть молот там оставил) в кожаном фартуке и направился прямо к нему.
- Халле амам? – уточнил терионское приветствие Каннхир. Кажется, над ним всё-таки жестоко пошутили…
- Амам хале, - слегка удивлённо ответил кузнец Бишхак. – Как он тебе дался?
- Да меня попросили его отвести, - протянул Лиеро повод отцу семейства, но тот даже внимания не обратил.
- Кто?
- Парень в доспехах пограничника, имя я не спрашивал, - пожал плечами Каннхир…
У кузнеца глаза на лоб полезли.
- Невысокий, худой? Волосы чёрные, прямые, да? – взволнованно почти прошептал кузнец.
- Да, - недоумённо заломил бровь Лиеро.
Бишхак, огромный мужчина, кузнец в третьем поколении… заплакал.
- Уходи, и драконище это уводи отсюда…
- Но…
- Выметайся, - рыкнул кузнец.

Шумел рынок, палило солнце.
Лиеро сидел на лавке у начала квартала Гаданий и задумчиво гладил за ухом разомлевшего на солнце дракона. Хан, большей частью тела лежа у ног колдуна, всхрапывал, когда фламмовец отводил руку, и мурчал в процессе как большой кот.
- Ты правда его видел? – на лавку рядом присела та самая девушка, что уронила ведро во дворе Бишхаков.
- Это у вас наследственное, что ли? – едко уточнил Каннхир.
- Что? – не поняла терионка.
- Спрашивать, вижу я его или нет.
- А что он сказал? Он ничего не передавал? – взволновалась девушка.
- Сказал, что далеко уходит, а Хан ему мешает это сделать…, - с непередаваемо безэмоциональной интонацией сообщил Лиеро.
И терионка расплакалась – честно говоря, Каннхир в свои почти девятнадцать и близко не представлял, что в таком случае делать, но она вдруг начала рассказывать:
- Понимаешь, его зовут Тэнгиз, он был шаман, и его призвали двадцать лет назад на войну, ту самую, последнюю, а она закончилась – отец тогда радовался, что единственный сын выжил, а его тогда на границу отправили, на Карену. А там на крепость напали эти, заросшие… И его… его с одного удара… нам уже пепел привезли. И Хана. Он от урны не отходил и не давался никому, - всхлипнула девушка. – Продать его не можем, не идёт ни с кем, на мясо жалко, всё-таки мыслящий, а каждый год в день, когда Тэнгиза убили, на погост убегает, к его могиле, а утром возвращается сам…
Терионка замолкла, видимо, этим рассказ исчерпывался.
Хан урчал, положив голову на острые колени Лиеро.

Тэнгизу Бишхаку было всего девятнадцать – от этого совпадения Каннхира несколько передёрнуло, когда он осматривал ту самую плиту, на которой сидел призрак в их первую встречу.
Колдун не звал. И Хана не взял с собой, оставив во дворе своего дома.
Просто удостоверился, что терионец действительно ушёл в свой последний путь.

Эпидемия.

…По народной акрисовской традиции Бэйнон начал делать проект порчи, данный на месяц, за неделю до сдачи – он прогулял лекции по магическому анализу и направленным порчам, проспал семинар по первому и пропустил – по вторым, не явился на основы технологии проклятий, что вообще почиталось на ПМ за святотатство, хотя никто никогда толком не помнил ни одной лекции, ибо оные шли в полдевятого утра; на следующий день на культурах народов Лакии засыпался на вопросе о различиях между акрисовскими боянами, терионскими акынами, фламмовскими менестрелями, имберскими скальдами и керонтскими аэдами, потеряв «автомат», зато доделав кусок гениальной, как он считал, порчи; на лакийском языке зато отоспался…

И про студентов-раздолбаев

Очнулся Куллхир уже в столовой, что было для него в принципе событием – обычно, когда он добегал, там всё уже сметали вчистую более расторопные кафедры. Слева радостно чавкал Даша (словно его неделю не кормили), справа размеренно, время от времени в задумчивости замирая с ложкой с капающим обратно в тарелку супом в руке, обедал Веник с «разведки» - вообще-то звали его Евгением Кирсановым, но однокурсники благополучно про то забыли, переняв более звучное и точное Реактивный Веник, ибо неторопливого в быту, слегка сонного на вид темноволосого Женечку в нужный момент было не то что нереально поймать, даже заметить его движение – проблема. На совместной физкультуре вражеская команда, как правило, кляла и костерила Веника на чём свет стоит аж на трёх-пяти языках одновременно…
- Ты обедать будешь? – наконец дожевав второе, спросил соседа по комнате Даша, плотоядно облизываясь на колдунский паёк.
Бэйнон храбро накрыл руками драгоценную еду:
- Да!
- Эх, а я думал, что у тебя опять вдохновение, - улыбался Дарий.
- Пользуются всякие рыжие моей добротой…, - пробубнил Куллхир, с ложкой кидаясь на суп.
- Я не рыжий, я золотистый, - привёл свой железный аргумент Даша.
- Ааа, кстати, - медленно протянул Веник. – А у вас домашка есть по магану?
- Ну да, так кстати… Какая хоть? – сочувственно улыбаясь, вздохнул Збрышек. У ближайшего их знакомого, обязанного знать маган как свои пять пальцев, рот был занят.
- Аааа…, - застыл с поднятыми к потолку глазами Веник. – Первая… третья… пятая…
- Ты издеваешься?! Я пятую сам не сделал! – отвлёкся от тарелки Куллхир.
- Если вы завтра её сдадите, я сброшу половину баллов за списывание у старосты, - грустно произнёс из-за спины стукнувшего коленками стол от неожиданности колдуна аспирант Хафиз, проплывая мимо со своим подносом.
- А если я сдам завтра четвёртый проект? – растянул губы в улыбке Бэйнон.
- Я предупрежу Каннхира, чтобы десять раз подумал перед постановкой положительной оценки, - мягко улыбнулся Хафиз.
Даша и Веник проводили аспиранта задумчивыми взглядами.
- Он издевается или взаправду? – спросил Збрышек.
- Да неважно, - махнул рукой Куллхир, возвратившись выражением лица к своей прежней сонной мине. – Люка всё равно валить будет. Любимое занятие у него такое…
Даша понимающе вздохнул – за три месяца знакомства он уже успел уяснить, что у Бэйнона семь пятниц не в одной неделе, а в сутках, ибо настроения у друга менялись с катастрофической скоростью и амплитудой от розовой эйфории (радостные прыжки по комнате в обнимку с решёнными примерами) к чёрнейшей меланхолии (закрыть окно, спрятать верёвку и убрать подальше мыло – Бэйнон с мрачной рожей жёг «пламенем хаоса» несданный проект и все черновики от него).
- А чего за проект? – поинтересовался Веник.
- Использование невидимых тонких плетений ауры человека и предметов, цель воздействия придумать самому, - оттарабанил заученное Шуш.
- А я пойду в другую комнату ночевать…, - решил скрыться от ходовых испытаний Дарий – после запуска в комнате первой лабораторной, своей версии «пламени хаоса», Збрышек лишился половины своего и так не длинного хвоста и неделю ходил с угольными бровями и поредевшими ресницами. – Веник, к тебе можно?
Женечка опять завис – вроде как отказать неудобно, а втроём им уже тесно...
- Не отвертишься, - хихикнул Шуш. – У тебя градусник есть?
Ртутный термометр, вещицу дорогую, но точную, заботливая маман конечно же уложила своему великовозрастному сыночку, по габаритам превосходящему её вдвое, в сумку вместе с целой батареей порошков и микстур (эта же весёлая женщина присылала в Академию на имя Дария Збрышека плюшки и пирожки в количестве, достойном гуманитарной помощи осаждённой крепости – за глаза Дашеньку давно честили «хлебобулочным»*), так что градусник после раскопок в бардаке комнаты 1408 был извлечён на свет божий даже не разбитым и не поцарапанным и аккуратно водворён в «среду разработки» - сеть из маленьких фационов, не позволяющую тёмным порчам и заклятьям экспериментирующих колдунов убивать своих создателей раньше их заказчиков.
- Ну что? Поехали? – вздохнул Шуш и с изяществом дирижёра взмахнул левой рукой – таковым было традиционное начало любого проклятья…

Погода испортилась к утру окончательно – вместо вчерашней слякоти во внутреннем дворе Академии лежал пушистой периной снег по самые лестницы и заканчиваться не планировал, даже наоборот – к концу сумерек, плавно перетекших в серый зимний день, поднялась метель, гнувшая к земле деревья и стучавшая металлическими стоками по крышам.
Студенты зябко ёжились в кроватях, заворачиваясь спросонья посильней в одеяла, ибо затопить просто не успели, и комнаты за ночь выхолодило напрочь – спуск босых ног на пол автоматически приравнивался к подвигу, исключением были лишь акрисы, у которых и морозы, и забывчивые кочегары являлись частью среды обитания, а не форс-мажором.
В общем, к полудню чихала половина Академии.
Шуш, счастливый, раскрасневшийся, растрёпанный и с не успевшим растаять снегом в волосах, ворвался в свою комнату компактным ураганчиком, швырнул на кровать сумку, не обнаружил в комнате ни Даши, ни его кожуха, и унёсся в зал медитаций за законно отоспанным зачётом (Куллхир не храпел, поэтому преподаватель-керонтец был уверен, что тот так самоотверженно уходил в себя, что его расталкивать приходилось).
Збрышек завалился домой немного помятый и всё ещё слегка бьющий электричеством после того, как особо злобная имитация снежной спенты лопнула рядом с ним от того, что он её магическим щитом задел, который накладывал на левого атакующего. По словам выставившего его группе дружный зачёт за практику преподавателя, «настолько феерично везёт либо акрису, либо дураку» (на замечание «А какая разница?» Дашенька наугад двинул с левой, традиционно закончив практикум на «Военном искусстве» всеобщей дракой, за которую их вновь наградили ночным дежурством по холодным этажам).
Без стука, как к себе домой, в комнату просочился ещё слегка прозрачный после вхождения в невидимость Реактивный Веник.
- Чего? – Даша был в курсе, что если Кирсанова не спросить, тот вряд ли быстро разродится целью визита.
- Ааа… чхи! – Женечка исчез окончательно. – Это…, - гнусаво начал воздух возле двери, потом подумал и проявился обратно в стрелка. – У тыбя грыдысник есть?
- Да забирай! Можешь даже не возвращать, - широко махнул рукою Збрышек. – Только найду его сначала…, - и обнаружил на кровати сумку Куллхира – решив, что Шуш если и заметит, то вряд ли обидится, Дарий вытащил оттуда термометр и вручил Венику – стрелок чихнул «Спсбо», снова исчез и, видимо, всё-таки ушёл.
Стоило Збрышеку, печально вздохнув, усесться за стол с целью накорябать хотя бы половину первого домашнего задания по магану (заданного в сентябре!) из сданного Куллхиром в ноябре, как оный не заставил себя ждать – Шуш вбежал в комнату, споткнувшись об порог, по инерции долетел до стола, затормозил об него, свалив на пол кучей листы черновиков, и радостно сообщил:
- Я её сдал! Я сдаааааал! – колдун прыгал по маленькой комнате аки горный козёл весной, подхватив с кровати сумку и на ходу доставая оттуда сопроводительную документацию лабораторной. – Вот она! – кинув сумку обратно, любовно поцеловал проект Шуш. – Вот она, лабораторная моей мечты!
- Так ты ж ещё первую вроде сдал…, - удивился такой небывалой радости Дашенька.
- Но не с первого же раза! – возопил Куллхир, шлёпнувшись на кровать в обнимку с проектом.
- Вы его пытали? – с улыбкой уточнил Дарий, повернувшись к другу.
- Кого? – удивлённо поднял голову Шуш.
- Люку.
- Нет, он у нас же южный житель, ему сегодня так нагово, - с такой нескрываемой радостью в глазах сообщил Бэйнон, что Дарий уже не сомневался ни на секунду, что колдун – это даже не диагноз, а образ жизни.

Сессия медленно, но верно подошла к концу.
Преподаватели клялись на журналах, зачётках, ведомостях и чуть ли не на Заветах Айки, что просто пожалели зашуганных первокурсников, и в следующий семестр непременно исправятся, выгнав две трети нерадивых студентов из Академии пинками. Уже слегонца обнаглевшие будущие эльтеры кивали им в ответ с самым искренним раскаянием в глазах, косясь на странных людей в аудитории рядом с ними – как оказалось, на старших курсах обучалась куча народу, просто регулярно в учебном корпусе видели процентов сорок от общего числа, остальные подтягивались к сессии.
Да и то как-то вяло – по Академии пошла просто повальная простуда: хотя отопление и наладили, на каждом углу чихали, кашляли, гнусавили, делились микстурами, порошками, целебными чаями, рецептами и способами лечения. Болели целыми комнатами и этажами, причём, кто-то валялся пластом, уже излагая последнюю волю, а его сосед в это время носился по экзаменам, чихая на шугающихся преподавателей. Ректорат, ужаснувшись эпидемии, наехал на заведующую общежитием, акрисовского пистольера Людмилу Тагиловну, та наорала на главного лекаря, пожилую имберскую жрицу Инессу, но милая полненькая женщина только развела руками – у всех были разные болячки, по виду – обычные запущенные простудные заболевания. Многие заболевали по второму и третьему разу, не успев излечиться от одной пакости.
Ректорат твёрдо решил молчать, дабы не иметь проблем с благородными семействами Лакии, чьи отпрыски оказались в это время в Академии.
…И вот поставлен был последний экзамен – студиозусы, начиная с третьего курса, спешно разъехались по домам, и быстрее всех те, кто «умирал» в постели всю сессию. Первому и второму курсу выход за пределы Академии без сопровождения преподавателей был строго воспрещён чисто ради спасения Лакии от неминуемой гибели, ибо страшнее эльтеров-недоучек на пике подросткового максимализма только пришествие зереки до того, как Богиня пробудится ото сна (что по официальной идеологии Храма было невозможно).
За окном кружились пышные хлопья снежинок, над столом привычно переливался огненными всплесками шарик «пламени хаоса» - Шуш, с ногами забравшись на кровать, разбирал скопившийся за семестр хлам: уже половина бумаг, которыми был застелен пол комнаты, горсточкой пепла покоилась на дне мусорного ведёрка, оставшаяся вроде представляла ценность и потому оказалась на дне сундука; туда же, сгорая от стыда, Куллхир засунул первые три лабораторные по порчам, а вот от четвёртой нашёл только бумаги – градусник куда-то исчез. Вспомнив, что термометр всё-таки был ртутный, мнительный Шуш в ужасе исследовал подкроватье, вымел все пыльные углы, заново разобрал чуть ли не до винтиков сундук, выкинул ещё кучу бумажек, перетряхнул обе постели (Дашенька смотался на тренировку) и свою сумку, но градусник словно провалился сквозь четыре этажа под землю.
- Ты чего? До генеральной уборки ещё месяца четыре, - пробасил вошедший Дарий, обнаружив Бэйнона, тощей пятой точкой кверху ползавшего по полу со шваброй.
Куллхир резко сел на колени.
- Ты куда градусник дел?
- Какой? – удивился Збрышек, вешая кожух на крючок.
- Твой. Ртутный, кстати, - сглотнул Шуш, представив масштабы трагедии, если таковая случится.
- Да наг его зна… а, да, я его Венику отдал, - улыбнулся Даша.
- КААААК?! – вскочив на ноги, в одно мгновение повис на воине колдун, хотя вообще-то планировал его за грудки тряхануть. – Ты идиот, что ли?!
- Да отцепись ты, больной! Мой градусник – кому хочу, тому и отдаю, - отодрал от себя Куллхира Збрышек и аккуратно поставил на пол.
- Градусник твой, а порча на нём мояааа! – схватил себя за волосы Шуш и сложился на кровать, звонко стукнувшись лбом об колени. – Я – чудовище… это я виноват…
- В чём? – почесал макушку Дарий, присаживаясь на стул.
- В эпидемии! Там порча стояла, которая ослабляет уровень естества ауры, тот, который с физическими заболеваниями борется – ты думаешь, за что мне её зачли? За саму задумку! Меряешь градусником температуру, а тебе от этого только хуже становится…, - монотонно причитал Шуш, но вдруг вскочил, выдернул из-под Даши кафтан, запрыгнул в сапоги и выбежал из комнаты.
- А ну стоять, я с тобой! – громогласно проорал Збрышек, вылетая следом.
Комната, с которой проклинающий градусник начал своё победное шествие по общежитию, была на чётвёртом этаже крайней от главной лестницы – там ютились два стрелка-первокурсника и дипломник с «Военного искусства», все трое уже абсолютно здоровые, как подозревал Шуш, потому что градусник одолжили четверокурснику Исмаилу Бейязу, у которого в комнате уже вторую неделю чихал и кашлял Ян Бейкербрейнгель, однако и там термометр не задержался – его следы выводили на второй этаж, к матерящему мешающие заклинать сопли аспиранту Хафизу (в комнате из-за чихов в самые интересные моменты прочтения уже кружились под потолком два канделябра с крылышками, из-под кровати пищали три или четыре большеглазых цветных горшка, а домашние задания первокурсников расползались по комнате и убегали от Хафиза под сундук).
Со второго этажа колдун побежал на третий, обратно на свой четвёртый, на первый, на третий, на второй, четвёртый… В двух комнатах Куллхир узнал очень много нового об Акрисе, акрисовских колдунах и себе в частности, из трёх его выкинули, от последней Шуш бежал со скоростью стрелковского байка, пока её хозяин готовил турель. На главной лестнице они встретились с Дашенькой, как раз собиравшемуся к нелюбезному стрелку. Глаза у Бэйнона были достойны бездомного пса на паперти у храма.
- Ты его нашёл? - поинтересовался Збрышек.
- Если бы…, - пробормотал Шуш, печально глядя в сторону правой лестницы, ведшей в женское крыло общежития. – Они его девчонкам с «Высшей системной магии» отдали.
- Ну пошли, заберём, - развернулся Дарий, уже готовый бодрым строевым шагом маршировать в самое интересное место общежития, но Куллхир ухватил его за торчащую из-под безрукавки рубаху.
- Кудааа?! Нам Тагиловна и так обещала уши отвинтить, если ещё раз там поймает.
- Ну тогда пошли в столовую, - поменял направление марша Дарий.
- Я не смогу спокойной есть…
- А я и не заставляю – дождёмся там девчонок и спросим, кто градусник у Радзивилла взял.
И тут со стороны правой лестницы послышались топот и визг, и из дверей выкатились три девчонки, из которых Шуш и Даша знали только будущего паладина, терионку Гюрей Алтуглу, прозванную Пандой за сочетание чёрных волос и бледной кожи и вечное жевание (из лекции в лекцию, из семинара в семинар «ом-ном-ном-ном» с задних парт преследовало нынешний первый курс целый семестр). Девчонки добежали до парней с криками «Катастрофа!» и «Отрава!» и потребовали, чтобы те вместе с ними пошли к Людмиле Тагиловне, потому что им страшно приставать к этой суровой женщине с известиями о том, что они расколотили в своей комнате ртутный градусник.
- А нам не страшно? Она ж нас съест…, - попытался отнекаться Даша.
- Нас тоже!
- А что за градусник? – поинтересовался Шуш, когда Панда уже тащила его за собой за полу кафтана.
- Обычный, старенький, мы его у мальчишек взяли.
- У Радзивилла? – с надеждой поинтересовался Шуш.
- Да, а что?
Но тут на горизонт выплыла дверь кабинета зав общежитием Людмилы Тагиловны Ряховой…

- …Если б Люка знал, что порчу можно снять обычным наложением на комнату ополовиненного «защитника», он бы её не засчитал, - счастливо вещал Шуш в столовой. – Я забыл обратную защиту, и порча сожрала сам термометр, он только за счёт неё так долго и держался… кхе! – подавился пирожком Куллхир.
- А когда девчонки учуяли тёмную магию в комнате, то на всякий случай наложили «защитника», убили порчу, и градусник развалился, - Даша дружески хлопнул колдуна по спине, и тот шмякнулся носом в стол.
- Дааашааа!
- Я случайно…

@музыка: Мельница - Дороги

@настроение: приподнятое 0_о

@темы: мистика, творчество, юмор, хахалайн, Aika Оффлайн, тихо плещется вода, голубая лента - вспоминайте вашего студента, муки творчества