Охота за змеем - 3 (подправлено)

[Kontuzia]

Проводник ошибся.
Чрез два дня, проехав Мастакани и тамошним жителям сбыв оставшихся лошадей и товар, обоз пересёк первый из притоков Бистрицы. Дорога долго забиралась в гору, катились из-под колёс да копыт мелкие камушки, пару раз толкать приходилось охранникам повозки – уж больно круты были подъёмы; но вот начала дороженька спускаться – так обоз оказался пред рекою, меж двух заросших холмов.
Стоило первой повозке спустить колёса в воду, как засвистели болты – наёмники кинулись пересекать реку, отчаянно петляя и плеща. Лошадь Пучеглаза провалилась в яму, сам вояка едва выплыл – оставляя за собой кровавые следы на воде, он тяжело выбрался на берег и прыгнул в ракиту. Ученик Стражника на берег не вышел – знать, плохой бы из него был наёмник.
Но тут ждало обоз веселье самое – троим наёмникам, купцу, проводнику и спутникам их, стоило всем второпях продраться сквозь ракиту, нацелилось в груди ровнёхонько восемь самострелов. Обладатель одного из них нос имел зело радостной сливовой расцветки.
- Господа, что ж вы от нас всё бегаете, - послышалось с того берега.
Реку пересекал откровенно красующийся человек верхом на лошади. Стоит ли говорить, она была той же самой масти, что и проданные наёмниками.
Данешти послал на поиски не десяток дружинников. А целых два.
- Купец, отдай нам одного из своей охраны, - потребовал командир, подойдя к Тадеушу.
- З-зачем? – не растерялся купчина. Ну почти не растерялся.
- Злодей, преступник, пытался убить нашего господаря. Может, и на молдавского покушался. Не хотите выдавать, мы его так, на месте, но без вознаграждения.
Тадеуш молча обводил взглядом свою охрану – знал, знал, кого нужно сему вояке. Не будет человек, добрый он али нет, просто так лицо скрывать.
Чуял Драгомир, пути назад нет – не заговорили бы с ними, а просто кинулись, хоть бы и со всех сторон – отбились бы, а так всё. Конец пришёл. Хоть бы и не ему, а то ведь…
- Батюшки, сколько изменников за один день! – удивился с исключительно злорадной ухмылкой командир. – Истрицеску, ты-то как здесь оказался?
Стражник и наёмник, чьего прозвания Драгомир так и не узнал, не сговариваясь, подъехали к проводнику – видел парень, как напрягся он. «Нет, только не сопротивляйся»…
- Не твоё дело, мазыла, - безразлично отозвался боярин.
Гезо и Йожеф стояли за спиной Драгомира –второй десяток наверняка принял их за охрану обоза, а сливоносый знакомец попросту не видел за повозкой.
- Аха, боярин из Бузоев продался в наёмники – кому сказать, не поверят.
- Сколько платишь? – деловито поинтересовался купец Тадеуш.
- А сколько ему выходило… жалованье?
- Пять гульденов, - опередил купца наёмник.
- Столько и плачу. И один сверху за вашу понятливость. До Пьятры прямо по сей дороге, а там вас проведут, куда скажете, - говорил десятник, наблюдая, как наёмники привязывают руки проводника к луке седла.
- И не стыдно, а? Ну где это видано! - отозвался пленный. - Знаешь, сколько твой господарь за меня – ну мою голову, конечно – уплатил душегубу Ушнику? Два твоих месячных жалования, - прицокнул языком проводник. – Обидно, моя головушка, кажется, дешевеет – люди, ну где вы это видели, а? За настоящего убийцу с претензией на господарский трон – шесть гульденов…
Наёмники переглянулись.
- Да я стою не меньше тридцати!
- У меня нет с собой таких денег, - возмутился десятник, но, встретив взгляды наёмников, продолжил: - Больше одиннадцати не дам.
- За меня?! Люди, вам просто не предлагали меня убить года два назад – цена была высочайшая, - причмокнул. - Я как раз сбежал из Сучавы и был вытурнут из Ардяла, - продолжал набивать цену проводник. – Гораздо выгодней предложить меня ардяльскому воеводе, у того хотя бы деньги водятся, а зуб на меня не меньший.
- Ненавидит искренне, - покачал головой Драгомир.
- Действительно, идите-ка вы отсюда, господа, подобру да здоровыми, - и уже валахам в груди уставились самострелы. – Чай арделяне поболе заплатят.
Купец обрадовался – проводник был, а платить не надо, за так скажет.
Пленный откровенно ухмылялся.
- В Брашове бывали? Там одно время висело на столбу да стенах обращение воеводское к людям…
- Да, помню, года два назад гоняли когой-то, - отозвался Пучеглаз.
- Да не гоняли, а изловить просили. Меня, - внутренне Драгомир ликовал, он и не рассчитывал на этакий трюк.
- И сколько?
- Я же говорил – тридцать.
- Ах ты змей…, - прошипел десятник
Фьють-фьють-фьють! Три разбойника свалились, четвёртый пустил болт в проводника, но кобылка его, ровно обученная, дёрнулась в сторону, а сам он пригнулся.
Десятник рванул на пленного, выхватив саблю, пока наёмники сцепились с оставшимися разбойниками. Лязг и скрежет спугнул птиц – стая, отчаянно крича на разные лады, рванула в небо.
От бликов слепило, воздух снова полнился кровью, жаром и воинственными и не очень кличами.
Пучеглаз орудовал фальшионом, боле всего мельницу напоминая – двигался невероятно быстро сварливый мужик, под стать ему противник, да, вскочив на дыбы, огрела его копытом да по затылку в пылу кем-то раненая лошадь.
Драгомир парировал удар, вдруг его стащили с коня – мелькнуло на солнце лезвие – он увернулся, получил сапогом в лоб – резко небо с землёй смешались аки разбитая мозаика, нос защипало от крови…
Кто-то отчаянно крикнул, предсмертно заскрипев, сорвалась с места повозка, раскидав дерущихся.
Драгомира рывком подняли с земли и не иначе как чудом запихнули в седло, уселся он уже сам, мало соображая, что делает, и тут конь сорвался вскачь – едва ли не вылетел парень из седла, вцепился в поводья одной рукой, второй – в луку, из седла чтоб не сверзиться.
Шум утихал за спиной, лошади отчаянно скользили по хвое, едва не скидывая седоков на поворотах – ветки, метко, резко и обидно бившие в лицо, быстро приводили в сознание. Драгомир пригнулся, но заметил – впереди маячила спина стражника. Гезо или Йожефа – чёрт его знает.
Отчаянно в ужасе заржав, лошадь позади него подскользнулась и, плюхнувшись на бок и чью-то ногу, о чём не преминул возвестить гневным «Фене!» всадник, с треском и шелестом таки съехала в овраг. Не ждали, не становились, неслись токмо дальше, пока на берег не забрались– ловко спрыгивали лошади по корням сосен.
Проводник спрыгнул со своей кобылки и, приложив палец к губам, прислушался.
Шумел лес – шептались ветви, шелестели листья, поскрипывали натужно вековые стволы. Но ни единого живого звука… Вот какие-то крики, но слишком далеко, как чрез сено, когда в стогу прячешься – понятно лишь, что люди.
- Сейчас спустимся вниз, - прошептал проводник, указывая на Йожефа. – Попробуем вытащить твоего напарника, а ты, - Драгомир поднял на него всё ещё ошалелый взгляд. - Веди лошадей туда, - указал на лещину слева. – По тропке, до сосны с голыми корнями – не смотри, что кусты, дорожка за ними начинается. Мы туда придём, - и начал осторожно спускаться в овраг.
Йожеф, почесав маковку, пошёл за ним – судя по сдавленному, но понятному сердцу звуку и треску ветвей, дюжий мужик попросту съехал вниз.
Драгомир, вздохнувши устало, по конскому боку сполз, и, поводья подхвативши, повёл трёх лошадок к лещине. Эпопея «Выход на тропу» длилась минут десять, животные разумные ну никак лезть не хотели в какие-то подозрительные кусты – в итоге Драгомир вывел всех на тропу по очереди, вслед за конём кобылы двинулись весьма охотно.
Подвиг по заползанию в седло ещё шатающийся парень решил не совершать, так и вёл животных в поводу. Тропинка не то что бы была утоптанной и хоженой, но угадывалась. Кто по ней обыкновенно гулял, отодвигая еловые ветви бесшумно и паутину сдирая, Драгомир предполагал – знал он ребят, любящих собираться под голым корнями сосен, сухими дубами и прочими лесными опознавательными знаками. Оставалось токмо надеяться, что недавно им далась богатая добыча.
Стояла сосна на самом мысе холма аки маяк – верхушка шумела далече, казалось, чуть-чуть, и небо подпирала бы; ствол её угрожающе скрипел, впиваясь изо всех сил толстыми корнями в итак осыпавшуюся землю. По обе стороны мыса уходили ввысь две тропки – холм сам был ещё выше.
Получаса не прошло, как послышался шорох шагов за елями. Отодвинув ветви, на поляну утоптанную вышли проводник и Йожеф. Гезо ковылял, держась за напарника – левый сапог был изодран и окровавлен, торчали ветки из него, хорошо, ежели не в ноге застрявшие, штанина болталась клочьями, там, где оные кожу не прикрывали, сплошные кровившие царапины были, в этаком количестве напоминавшие одну сплошную рану. Ногу Гезо не сгибал и вообще пытался лишний раз на неё не опираться. Лошадь стражника, похоже, свалившись в овраг, повредилась, иначе б не добили.
- Из леса надо уходить, - буркнул проводник, зубами верёвки с запястий стаскивая.
- А то никто не понял, - огрызнулся Драгомир.
- Сейчас уходить, - иногда манера говорить у проводника была мало передаваемая, чеканно-приказная, от коей холодели ощутимо не токмо внутренности собеседника, но и всё окрест. Повернулся он к Драгомиру – стоит ли говорить, что верхняя часть так и была скрыта капюшоном, однако у парня чёткое ощущение возникло, что видят его насквозь. – Кто не может – пусть кормит ближайшую волчью пару, им тоже надо что-то есть, - и направился к лошади.
Дороженек от поляны уходило несколько – судя по тому, как багрянцем окрасилась сосны верхушка, ушли они по тропке восточной.
Двигались медленно, что неудивительно – Йожеф лошадь, на коей сидел Гезо, вёл в поводу. Выглядел стражник вроде ничего, да токмо нога у него даже в стремя не попала –обмотанная кое-как в колене, болталась, ровно плохо пришитый рукав.
Вскоре река вновь встала на пути – проводник уверенно повёл по её берегу. Судя по наезженным колеям, была рядом деревня али село, вот токмо серёдка дороги зарастала травой, да из выбоин выглядывали любопытно ростки сорные – посему видать, недавно люди из поселения ушли али дорогу другую проложили.
- Одного не могу понять я, - проронил Истрицеску. – Как они нас нагнали? – и не к стражникам был вопрос сей. – Уже ль из Романа ехали?
- Возможно. Али на подкову у развилки наткнулись, - раздражённо бросил проводник, обещая себе мысленно впредь, коли споткнётся лошадь, под ноги ей смотреть. Глупо ж погорели… - Из Тополицы да Мастакани путь один в Ардял.
Казалось Драгомиру, что и сам проводник рад был избавиться от договора со старым купцом Тадеушем – путь продолжали они и опосля заката, когда солнце вроде скрылось, но скупой, делающий окрест всё чёрно-белым свет остался.
Правила неписаные и у наёмников имеются – не может бросить нанимателя, коли уговорено не было таковое, ибо вовек не отмоется от клейма наёмник, а можно было сделать сие, коли решил сдать тебя страже наниматель – сказать проще, у кого из племени наёмничьего проблем с нею нет.
- А в Тополице…
- Не убили мужа, а жестоко опоили, на треть задатка, к слову, чтоб до вечера провалялся – удивляюсь, как селяне за нами не погнались, обман обнаружив, - улыбнулся проводник. - Верно, Рада проставилась с нежданной прибыли.
Стрекотали отчаянно кузнечики, жужжала и квакала тихо плывущая рядом река – от неё запах тины шёл и заползал туман на землю, сразу подхватываемый ветром, со свистом проносящимся меж холмами. Один раз, невольно взглянув на задетые рыбой заколыхавшиеся камыши, Драгомир увидел два немигающих жёлтых глаза и поспешно отвёл взгляд. Больше боярин на реку не смотрел.
И вот замаячили, запрыгали огоньки впереди. Пред домашним этим, греющим душу светом померкла вся красота тёплого июльского вечера.
- Пьятра, - вздохнул проводник.

Знатно трещала головушка, аки с перепою прямо, с лавки встать не было никоей мочи, но Драгомир был счастлив. Всё – Биказ впереди едва ли не маячил открытыми воротами и гербом с вороном, хотя пути ещё неделя предстояла вдоль Бистрицы извилистой, середь лесов, и деньжат маловато осталось, и стражник Гезо, кажись, сломал, упав, колено.
«Нет, надо было всё-таки стукнуть его чем-нибудь потяжелее», - решил Драгомир, обнаруживши, что проводника вновь нигде рядом нет. – «И не ползли бы аки улитки через пол-Молдовы, и ног бы не ломали…»
Пьятра была почти точной копией с Нямца – крепость небольшая, в былые дни хранившая границу пропавшего с карт государства, да посад окрест. Корчма, в коей им с неохотой большой ночлег дали, стояла поодаль от майдана, гадюшником прозываясь, да и не пустили бы их в заведение, что достойней прозванием.
Вышел Драгомир с утреца вдохнуть воздуху свежего, от перегара свободного… и на спутника своего натолкнулся.
- Стражники где?
- Спят, - вяло махнул рукой Драгомир.
- Так чего стоишь? Буди иди, - скрестил руки на груди проводник.
«Я похож на апрода?», - пригорюнился боярин молодой, кого-то из храпящих стражников пиная. – «Так нет вроде, но ощущение полнейшее».
Снедью затарившись в дорогу длинную, вышел Драгомир и сумки чресседельные едва не выронил, хоть и руки оные изрядно оттянули – полусидел Гезо в старенькой совсем, на ладан дышащей телеге без обрешётки передней, а там, где оная быть должна, устроился с поводьями Йожеф – лошадка его с удивлением оглобли, что вдоль её боков к телеге тянулись, разглядывала.
- Этак мы долго ползти будем, - медленно проговорил Драгомир.
- Ну уж быстрее, чем под пешего подстраиваясь, - парировал проводник. – Чего стал-то?

Всё выше и выше, ровно лестница бесконечная, поднимались окрест дороги холмы, ровно вместе с ней поднимаясь, росли.
Хорошо ложилась дорога под копыта лошадиные да колёса тележные, развалиться в мгновение любое готовые. Хотя выдержали путь до Биказула, последнего мало-мальски большого града молдавского пред границей ардяльской.
Спокойна была Бистрица, к дороге то ближе подбираясь, то у самых холмов дальних полоской становясь.
Сонная деревенька скрывалась в туманной лощине – увидали там путники знакомую до боли повозку, лошадьми, не иначе как у покойников снова тыренными, окружённую, и, засветя фонарь чахлый, в ночь двинулись. Так понимающе притом переглянулись валахи, что стражникам обоим не по себе стало.
К вечеру дня второго с того, как обоз купца Тадеуша приснопамятного видывали, дорога в деревеньку вывела с названием Страша.
Горы уж не изъеденной мышами коркой стояли впереди – в синей дымке тумана, коий столь золотился на солнце, что видно с холмов, уж самих горы боле напоминающих высотой, было, подплывали громады Чахлэвские, всё чернее и больше становясь, ровно хлеб в печи. На день пятый пути всего от Биказула большого и шумного, людьми всё боле пришлыми, путниками мирными, наёмниками, разбойниками и купцами, полного, дорога уходила в горы, круто вверх забирая. Не въехать телеге без помощи, а время не ждало.
- Ладно, не так уж много осталось дороги, чтобы сильно торопиться. Выпрягай лошадь, - решил за всех проводник на шестое утро.
Делать нечего – оставили телегу прям у корчмы, продавать времени не было, да и кто такую возьмёт? Как потом проводник сказал, развалюху он купил у кого-то из завсегдатаев гадюшника, в коем стояли они в Пьятре – тот сказывался, что он могильщик, в плохие времена на ней десяток трупов вывозил. За бледнеющий мордой стражника проводник наблюдал с нескрываемым удовольствием, а потом сказал, что пошутил.
Ползли четыре дня – плыли медленно мимо горы, у подножия лесистые, деревья чьи ещё не до конца ночующими вырублены, словно наблюдали с высоты своей за путниками многими: влилась четвёрка в поток бесконечный телег и возов толкающихся. Возницы ругались, всадники, за повозками плестись вынужденные, злы были аки мракобесы – словом, жизнью довольствовались токмо наёмники, им-то чем дольше дорога, тем выше плата. Солнышко головы пекло от души широкой, ветер горный продувал с не меньшей радостью, шум-гам людской да запахи навоза конского и вина скисающего разнося по дороге вниз.
Драгомир ошалел от счастья, завидев вдалеке странного вида вершину, с башенками – был то Биказ пограничный, крепость с настежь открытыми воротами, над коими два знамени развевались рядом – жёлтое со семью алыми башенками и с вороном синее. Никогда прежде не пересекал границу Ардяла Драгомир с этаким диким восторгом – наконец-то закончилось это идиотическое путешествие, чуть не увенчавшееся полнейшим крахом, в какой-то сотне вёрст ждёт его красивая девушка и родная, пропахшая чернилами и бумагой канцелярия.
Правда, сейчас ему предстояла одна ма-а-аленькая сложность.
De juro, спутник его не мог границу пересечь, сие было два года как воспрещено ему строжайше, и Драгомиру стоило поторопиться зело, чтоб выдать стражам границы подписанную Старым Вороном бумажку до того, как проводнику всадят предупредительный болт в лоб.
Сам он ровно бы ничуть о том не думал, да всё по сторонам глядел – тропки узкие, опасные, для пешего лишь предназначенные, от дороги уходили. Пути то были обходные, контрабандистские, изредка по ним пропадали из потока людского личности особо тёмные – видать, знал проводник пару тропок, не раз путём воспрещённым проникал в Ардял. Зачем ему сопровождение, тем более, раненое?
Попытался парень выехать вперёд, ближайшую повозку обогнув – оно, конечно, удачно вышло, но возница обругал боярина с яростью бывшего сапожника. К воротам прорываясь, Драгомир узнал о себе необыкновенно много нового, ранее неведанного, и пару раз даже сказал, что думает об оравших «жестокую правду» сию.
- Хэй, служивый, - позвал он стражника, проезжая мимо ставшей повозки – не то чтобы стражам границы не нравилось отсутствие в оной содержимого, скорее то, что за сие ничего не срубишь. Незадачливому мужичку предстояло долгое стояние у ворот.
Стражник, румяный с горного ветру и почти чёрный с яркого солнца, недоумённо воззрился на пыльного паренька с водянистыми глазами.
- Служба как твоя идёт? – спросил Драгомир, спешиваясь.
- Ты кто такой-то?
- Читать умеешь? – развернул порядком помятый, но всё ещё читаемый лист боярин. – Вон мои спутники, - указал он на продирающихся в толпе всадников и одного пешего. – Всех пропускаешь.
Стражник вздохнул страдальчески, даже повозку с явно двойным дном пропустил. Когда «спутники» догнали парня, один из них повернул и неспешно к стражнику подъехал.
- Богатых тебе контрабандистов, - улыбнулся человек в капюшоне. – Я одного такого знаю. Пройдёт он тут сегодня к полудню али завтра, - на чистейшем венгерском говорил мужчина. - Купец, старик, Тадеушем кличут, торгует, по его словам, железом. При нём охранник одноглазый да повозка одна всего, - и незаметно, как полагается, вложил он в руку стражника золотой.
- Благодарствую за помощь, - просветлел стражник.

Был Драгомир заново в стихии своей аки рыба в воде – не его судьба драться с разбойниками и носиться по холмам да лесам, вот как языком трепать – всегда пожалуйста.
Уговорился Истрицеску с начальником крепости оставить на излечение им Гезо, умудрился занять у кого-то на дорогу деньжат (конечно, без возможности возращения, ведь «на благо Семиградья») – словом, развёл этакую кипучую бегательно-трепательную деятельность, что ввечеру уж были все трое в Биказе ардяльском, весьма удалённом от крепости посаде, сказать по правде будет, селении с тем же именем попросту - аж полдня пути, но всё вниз по дороге, мимо плавно перетекающих в высокие, пушистые лесами холмы гор, оттого легко и быстро. Бил в спину ветер горный, епанчи с волосами развевая, насквозь продувая, ровно пинками вниз подгонял.
Душно было в корчме «У старого стражника», полнился воздух запахом мясным, жарким, терпким и солёным – ну так и видишь просто исходящий паром мягкий кусман – трепали языками пламени факелы, переговаривались люди, кто-то напевал, смеялся, стучали кружки и ложки.
- И что ж так, до самой Сигишоары? – неподдельно удивился Драгомир.
- Угу, - буркнул в кружку проводник.
Парень тяжело вздохнул. Грамотка-то при нём осталась, спокойно бы шли, так нет, вожжа под хвост попала…
- А скажешь кому, чем я два года эти промышлял – убью, - сказал он спокойно, без нажима и угрозы видимой. Как будто каждого, кто видел полностью востроносое лицо его, прикапывал под ближайшим кустом. И именно от обнаковенности заявления у Драгомира по спине мурашки стайкой пробежали.
- А письма как же?
- А ты их видел? – откинулся на стуле проводник.
- Нет. Но ведь на что-то и как-то Стары..., - он огляделся, стражников вблизи не обнаружил, но всё равно поправился. - Воевода Янош отвечал.
- Потом узнаешь, - улыбнулся проводник.


Вопрос имеется - нать ли эпилог для вящей понятности? *кажется, скоро буду аки Оби Ван Кеноби*