А у вещей - память.
не читайте, если хотите быть уверены в моём душевном здоровье Х))... Три года назад моего дедушку сбили на повороте с Лермонтовой. Ехал он на своём старом велосипеде, ещё шестидесятых годов, столько раз перекрашенном, что уже никто не помнил, какого завода. После столкновения у дедушки начались проблемы с сердцем, и он всё реже садился на велосипед, пока совсем от него не отказался.
Через год, но в том же месяце, машина подбила папу, точнее, мой велосипед, на котором он ехал с работы. До следующего года "Аист" не дожил, сломавшись в сгибе, так что я не бита, тьфу-тьфу-тьфу Х))
Раритет, тщательно смазываемый и отлаженный, стоял в гараже.
В этом году он достался мне.
С погнутыми крыльями, поцарапанным рулём и съезжающей рукоятью, но далеко опередивший мой безвременно почивший "Аист" по части скорости.
убрала под кат, ибо самой читать очень грустно... На повороте с Лермонтовой велосипед судорожно вильнул рулём — мелькнуло что-то, дробным стуком отозвавшись в раме: Старый Хозяин, зажимающий рукой кровоточащую голову, тонкий гоночный велосипед красного цвета, отлетевший на противоположную обочину...
Это была боль от мгновенно скосившихся крыльев и со скрежетом свёрнутого руля... Он лежал и истекал бы кровью, как изломанный человек, вспоминая, словно прокручивая фотоплёнку, свою жизнь: неприметный завод, быть может, сейчас не существующий, Хозяин, ещё молодой, смазывающий его затекшие за зиму суставы, первая ржавчина, счищенная Его руками и новая яркая краска, педаль, снятая у соседа "Украины" из сарая, ветер, свистящий меж спиц и крыльев, а потом медленные виражи по знакомым улицам, подъезд "хрущёвки", где его прятали от дождя, синяя спортивная сумка на багажнике, иногда на руле, от которой пахло рыбой и хлебом...
Он помнил панический страх, когда эти люди в белом уводили Хозяина. Если бы он мог, он кричал бы, он бы просил взять его с собой, поставить хотя бы у дверей больницы, пусть бы его снова покрыла ржавчина, пусть бы прокололи шины, он бы дождался...
Но его оставили. Оставили в пыли дороги.
Он бы плакал, глядя вслед уезжающей машине. Если бы у него были руки, он бы судорожно впился пальцами в землю, а так лишь оставалось нелепо осесть в свою канаву и бессильно ожидать мальчишек-мародёров.
Его забрала жена Хозяина. Медленно она покатила его по притихшей улице, не решившись сесть. Да она бы и не забралась, уж больно высок он был.
Улица словно померкла. Даже этот рыжий, вечно норовивший его пометить, не лаял. Быть может, он тоже чувствовал?
...Старый Хозяин вернулся, но был не тем, не таким. Он не так смотрел на него. Вроде бы и смазывал, и красил, но как-то отрешённо. А он недоумевал, чем же так провинился перед Человеком.
Потом его и вовсе забрали в тот подъезд, где иногда прятали от дождя. Там было серо и скучно - в гараже-то было много разных вещей, даже когда-то стоял "Москвич", сначала слишком гордый, чтобы говорить с каким-то велосипедом, потом слишком старый, чтобы делать это внятно, без скрипа и стука. В подъезде был один обитатель, тоже велосипед, но сущий ребёнок, да ещё и говорил по-китайски - с ним он себя ощущал каким-то ветхим динозавром из другого мира.
Нового Хозяина он помнил ещё ребёнком, особенно тот момент, когда шустрый малец, едва достающий до педалей, въехал на нём в овраг. Что ж, с тех светлых лет он значительно, очень значительно потяжелел, но хотя бы тормозить научился.
...В этот день снова спустило переднее колесо, а автомобильного насоса, которым под ворчание "Москвича" его накачивал Старый Хозяин, у Нового не было. Смех да и только: колесо старика-"гонца" накачивали смешным детским насосиком от мячика, так безбожно травившим сквозь изоленту, что накачивали в четыре руки.
Но вот такого он явно не ожидал. Сегодня, по крайней мере.
Новый Хозяин, спустив его с третьего этажа,... махнул рукой и ушёл домой, оставив велосипед в руках дочери. Он бы ехидно хихикнул, если б смог, над тем, как она перекидывала ногу через высокую тонкую раму, а потом бы захлебнулся в потоке давно позабытого им ветра, свистевшего сквозь спицы и меж крыльев, заново вспоминая крутые виражи родных улиц и одну среди них... Лермонтову...
- Почему-то мне кажется, что у тебя есть память, - задумчиво сказала она, без особых усилий поворачивая покосившийся руль на его законное место.