Жестокое хулиганствоШтефана одолевали мысли мрачные, злобные в своих порывах, но по разумному рассуждению бесполезные и неисполнимые. Грусть-тоска снедала уже, к собственному сожалению, князя медленно, неотвратимо, большими кусками и тщательно, со смаком, прожёвывая. Сменившее бессонную ночь утро вовсе не казалось таким же солнечным и ярким, как другие, поза-позавчерашнее, на приклад: листва потемнела, да и вообще за лето запылилась, туман слишком долго держался, а река, в которую оный сполз, оставив на память лишь крупинки росы вокруг, поблёскивала верхушками волн совсем не так, как три дня назад.
Тогда, в Сучаве, он даже толком не успел задуматься, что остался один, совсем один. Только оторвавшись от погони, он понял, что отца больше никогда не увидит, никогда, а ближайший родич – именно что его убийца, достойный самой страшной смерти несмотря на своё благородное происхождение…
Поплавок дёрнулся.
Штефан судорожно схватил удочку, едва не выронив, и потащил предполагаемую рыбу на себя – тонкая бечева зигзагами кружила по воде, всплески пойманного добавляли постепенно исчезающие круги в странный рисунок. Нуууу…
Князь дёрнул удочку, подсёк… Пучок водорослей, намотавшихся на корягу.
Штефан мрачно посмотрел на причину ложной тревоги и, размахнувшись, со всей силы бросил… в сторону большака, скрытого леском. Надежда на хороший улов его ещё не покинула, хотя крепла уверенность в том, что кое-кто шибко крепко спавший ночью не преминет сказать какую-нибудь гадость («кое-кто», словно подтверждая его догадку, повернул во сне голову и крепче сжал рукоять лежавшей рядом сабли).
С противоположного берега, укрытого не плакучими даже, а горько рыдающими ивами послышался тихий плеск, какой-то шепчущий гул, напоминающий эхо, разносящее по тихому залу голоса, прокатился по реке, словно плоская галька, и утонул. Рыбка, наверное: большая, щука или сом…
Проснулся Штефан от девичьего хихиканья и визга. В заливе (для омута слишком мелкий, а течения почти нет: берег образовал там своеобразный карман, наполовину укрытый ивами, словно навесом), где перед тем, как он провалился в сон, что-то плюхало, целым скопом дрызгались девки, человек шесть, и не все в рубахах. Молодой князь застыл как сидел – уперевшись каблуками сапог в землю и локтями о колени – честно говоря, боясь, что услышат даже, как он дышит, не то что двигается.
Нет, голых девушек он и раньше видел, и даже не только видел, но отвернуться от столь занимательного зрелища всё равно не мог – так и сидел.
Девки, словно на подбор, были красиивыеее: фигурки – как песочные часы; бёдра крутые, ягодицы круглые, «спелые», ножки полненькие; визжа и хихикая на всю речку, девушки бегали по мелководью друг за другом, дрызгались, падали и в шутку топили подружек, при этом верхние женские богатства, сосцы коих затвердели бусинками от холодной, не прогревшейся ещё воды, столь бесстыдно колыхались, что парень невольно забыл подобрать с травы нижнюю челюсть и лишь облизал пересохшие губы. Руки, плечи и груди девиц загорели до нежно-коричневого цвета за лето, а вот всё остальное осталось молочно-белым…
Словом, будущий господарь слегка прибалдел от такого зрелища. И ни чем не плохого, и хотя бы отвлёкся…
И всё бы было хорошо, но…
Штефан краем глаза заметил движение на середине реки – такое бывает, когда проводишь в спокойной воде руками у самой поверхности: оная их словно обтекает – но решил, что это от его скудной приманки спешно уплывает (корчась от смеха) рыба. Девицы плескались нещадно, громко – хлюп и шёпот падающих капель доносились, наверное, до мостков, наведённых выше по реке.
И тут из вод оной, аккурат где-то подальше середины, выскочила фигура, судя по плечам – мужская…
- Ааааааааа! Водяной!!!
- Аааа!
- Ай-яй-яй-яй-яаааааааай!
- Ииииииии!
Писк и визг теперь наверняка долетел до самого села – девки ринулись к берегу, нещадно плескаясь, высоко задирая ноги и с оглушительными плюхами падая в воду. Груди колыхались так, что их обладательниц, кажется, заносило на поворотах, а спешные попытки прикрыть все богатства кое-как похватанной с берега одёжей, что делалось с непрекращаемым визгом и возгласами «чур меня, чур!» (как будто водяной оглохнет от этого), вызывали скорее даже больший интерес у ржущей им вдогонку и высунувшейся из воды как раз по то самое «не могу» нечисти, чей низкий басовитый гогот уже кого-то встрепенувшемуся Штефану напоминал…
- Аааааай!
- Бежииим!
- Ааа, боюууусь!
- Влаааад! – вклинился во всеобщий визг Штефан.
На ходу одеваясь, девушки повыскакивали из реки и понеслись прочь, к, если ему не изменяла память, хутору.
- Влад, ты…!
- Что? – повернувшись к Штефану и не прекращая хохотать, спросил валашский князь и стряхнул с бледного плеча длинную водоросль.
- Ты мне рыбу распугал! – мгновенно нашёлся наследник славного рода Мушатинов.
- Ага, я вижу, - ехидно отозвался Влад, уходя под воду с головой.
Штефан хмыкнул, нащупал удочку… Точнее то, что оная, судя по всему, уплыла.
- Твою мать, - с чувством сказал он.
@музыка: Ария - Закат; Кто ты
@настроение: ой, как нас вставило, как нас вставило...
@темы: история, Молдова, Дракула, творчество, юмор, Штефан чел Маре, 15 век, Средневековье
